Магистр Ян

Дело приняло серьезный оборот. Папа понимал, что ему не справиться с прелатами. Он мог повлиять лишь на итальянцев. Но перевес итальянцев не даст ему никакого преимущества: ведь на соборе будут голосовать представители народов. Французы готовы были съесть папу: он ущемлял их самолюбие. Они привыкли к собственному, авиньонскому папе. Немцы будут держаться Сигизмунда. Подкупить англичан никому не удастся, — они не зависят от Рима».

— Между прочим, — улыбнулся Забарелла, — папа не может вполне положиться и на итальянцев. Пиши:

«В самую последнюю минуту бешеный дʼАйи нанес папе новый удар, заявив, что голосовать на соборе могут не только духовные, но и светские особы: так твердили ученые богословы, а они разбираются в этом куда лучше духовных сановников, обладателей богатых пребенд. Новое предложение дʼАйи свидетельствовало об ослаблении могущества прелатов и вмешательстве светских владык в церковные дела. Защищая свои позиции, папа заявил, что эти предложения противоречат постановлениям прежних соборов. ДʼАйи ловко вывернулся: он заявил, что прежде не было университетов и, следовательно, профессоров. ДʼАйи требовал права голоса для короля, герцогов, принцев и их послов. Легко представить себе радость Сигизмунда и дворян. Разумеется, это предложение было принято.

Бедняга Иоанн! Он походил на дикого кабана, загнанного в чащу сворой гончих собак. Они скалили зубы и готовы были растерзать его. Главные участники собора составили проект обвинительного заключения. В его семидесяти четырех параграфах они изложили все грехи и злодеяния папы. Суди сам по первому параграфу обвинения, насколько мил этот перечень: „Иоанн XXIII, ранее Бальтазар Косса, с юных лет был лжецом, распутником и смутьяном“. В другом параграфе сообщалось о том, что Бальтазар Косса был кровожадным и жестоким правителем Болоньи. Он разорял ее непомерно большими налогами и держал ее жителей в постоянном страхе. Всех непокорных Косса заковывал в кандалы и отправлял на плаху. Он отравил своего предшественника Александра V. Повинуясь воле убийцы, конклав провозгласил Бальтазара Коссу папой. Ни для кого не секрет, что он небрежно относился к богослужению, часам, молитве, — всё это делал наспех, словно торопился на пожар. Один из параграфов обвинения изображал его притеснителем бедняков, поборником зла, хулителем чести и справедливости, алчным стяжателем и торговцем бенефициями и пребендами. Короче — он сосуд всех грехов и пороков. Иоанн XXIII допустил кровосмесительство со своей невесткой. На его совести более двухсот соблазненных и изнасилованных девиц, вдов и монахинь. Он продал должность магистра ордена иоаннитов пятилетнему ребенку — внебрачному сыну короля Кипра. За шестьсот дукатов он позволил епископу жениться. Иоанн XXIII забрал в женском монастыре святого Сильвестра голову Иоанна Крестителя и продал ее флорентийцам за пятьдесят тысяч дукатов. Он был бы уже великим грешником, если бы только сотая доля перечисленного была правдой. Что касается самого святого отца, то он счел бы себя праведником, если бы правды здесь было не более сотой доли. Разумеется, огласить такое обвинение на соборе никто не осмелился: Иоанн XXIII четыре года сидел на папском престоле. Папа есть папа, какой бы он ни был. Нельзя подрывать веру христиан в святость папы, — эта вера и без того невелика.

Папа оказался в затруднительном положении. Тут он решил (а может быть, кто-нибудь посоветовал ему) отвлечь внимание отцов-прелатов от своей особы. И он выдвинул на первый план дело Гуса».

Улыбка тронула губы Забареллы, но он, как и в первый раз, подавил ее. Кардинал невольно задержался возле статуи Венеры.

— Вчера я рассказывал тебе о надувательской сделке Сигизмунда с чешским королем Вацлавом, — взглянув на статую, сказал кардинал. — Сейчас пиши:

«Первый выманил у второго корону римского короля, пообещав охранную грамоту магистру Гусу. Гус становится козлом отпущения. С его помощью папа хочет оттянуть решение вопроса о схизме. Если это не удастся, чех окажется предметом нового сговора — сговора между святыми отцами и Сигизмундом. Теперь они перекидывают его, беднягу, как мяч, из рук в руки. Гус летает от одного игрока к другому и не может понять, в чем дело. Собору же он нужен не более, чем этот мяч. Вот какой опасный еретик этот Гус! Еретик он или не еретик — не важно, он пригодился тем, кто вздумал помериться силами.

А теперь я тебя повеселю! Ловкач Сигизмунд сначала позволил Иоанну XXIII арестовать Гуса, а потом притворился оскорбленным; согласием на арест Гуса он хотел привлечь папу на свою сторону, а когда его союз со святым отцом потерял всякую цену, решил использовать Гуса сам. Сигизмунд хитер, как дьявол. Охранную грамоту он написал так, что ничего нельзя понять, — то ли Сигизмунд защищает Гуса, то ли выдает на милость церкви. Он даже поднял шум: как это, мол, собор осмелился арестовать человека, которому он, Сигизмунд, дал охранную грамоту. Собор оскорбляет его величество короля римского!