Магистр Ян

Теперь и на Западе уже нет прочного порядка. Запад разъедает проклятая схизма! Вместо одного наместника Христова появились три. Все они враждуют между собой. Сигизмунд хочет навести порядок и в церкви. Удайся ему это, и у него появились бы новые заслуги. Да еще какие! Потом каждый нищенствующий монах денно и нощно молился бы за Сигизмунда. Он-то, конечно, плюет на эти молитвы, но зато для него открылись бы кладовые каждого государства, каждого сословия. Они отблагодарили бы его звонкой монетой. Сигизмунд уже пошел на риск с констанцским собором: созвал всех, кого смог, — государей, прелатов и магистров университетов. Сигизмунд загнал туда и Иоанна XXIII, точно корову на лед. Теперь папа никуда не денется от хитреца: попал в его руки, как свинья, откормленная на убой. Сигизмунд будет торговаться, кто больше даст ему за папу, — светские властители, кардиналы или собор. Боже, вот оно какое святое сборище! Выпью-ка я за его здоровье!

Заботливая донна Олимпия налила ему еще вина. Сама она не пила, только слушала.

— Разве можно в чем-нибудь упрекнуть Сигизмунда? Он хочет спасти христианство от нашествия османов и церковь от раскола! Его планы были бы достойны всяческого одобрения, если бы не…

Тут ему следует прикусить язык. Ради чего рисковать жизнью? Болтнешь лишнее — и не доживешь до утра, пырнут тебя кинжалом между лопаток и бросят в канаву. То, что горько, да будет горьким, как полынь! Только бургундское остается бургундским: чем больше пьешь его, тем оно приятнее и вкуснее.

— Да, если бы он делал это не ради себя! Он, моя красавица, всё делает только для себя, только для себя… Разумеется, он — император или почти император. Каждый трезво мыслящий человек согласится, что когда император старается о себе, то тем самым печется о благе империи. Даже презренному глупцу достаточно нескольких бокалов бургундского, чтобы раскусить Сигизмунда. Мне кажется, он рвется к власти с тех пор, как стал сосать материнское молоко. Еще младенцем он не сводил глаз с шеи кормилицы, высматривая, не висит ли у нее на цепочке золотая монетка. Начал он не очень бойко — с трона венгерского короля. Кáк он добился его — об этом можно рассказать особо. Довольно дикая история. Но не это важно. Он был одержим мечтой о римской короне. Для этого бешеного жеребца не было ничего приятнее колесницы, священной Римской империи. Как только это взбрело ему в голову, он уже не останавливался ни перед чем. Четырнадцать лет тому назад курфюрсты сбросили с трона его брата — чешского короля Вацлава. Сигизмунд кинулся к короне императора, словно собака к кости! Но об этой короне мечтали и другие… О, это были времена! Подобно тому, как теперь у нас три папы, так тогда появились три римских короля! Сигизмунд оказался самым ловким: недаром его избрали римским королем на кладбище.

Рыцарь захохотал, но, заметив недоверчивое выражение на лице Олимпии, продолжал:

— Да, на кладбище. Те курфюрсты, которых он купил, — на всех ему не хватило денег, — должны были собраться во Франкфурте и там избрать его королем. Франкфурт относился к Майнцскому архиепископству, а его главный пастырь состоял в союзе с третьим антикоролем. Чтобы помешать Сигизмунду, майнцский архиепископ наложил на Франкфурт интердикт и закрыл храм, где хотели собраться выборщики Сигизмунда. Тогда они собрались на кладбище и совершили церемонию избрания Сигизмунда римским королем прямо на могилах, — могилы нисколько не мешали им. Наоборот, смерть оказалась его союзницей и прибрала одного соперника. Теперь у него остался один соперник — его братец Вацлав IV. Этот никак не может примириться с тем, что имперские курфюрсты сбросили его с трона и не пожелали ему подчиняться. Справиться с Вацлавом Сигизмунду было нетрудно. Он уже дважды похищал Вацлава и сажал в тюрьму. Еще хуже пришлось братцу, когда Сигизмунд притворился смиренным и верным. Да, иногда он бывает и таким. Знали бы вы, скольких денег, потерь и уступок стоила чешскому королю любовь его брата. Впрочем, Вацлаву почти всё было безразлично. Это, собственно, такой человек… Ну, он не имеет отношения к нашему делу. Тогда Вацлав только пьянствовал. Но и вину он предавался без особого удовольствия. Мадонна, разве может вино заглушить чувство отчаяния и обреченности?

Освальд фон Волькенштайн нежно посмотрел на струю вина, которая лилась из кувшина в его бокал.

— На чем я остановился, мадонна? Да, я уже вспомнил. Сигизмунд стал наседать на Вацлава, надеясь, что тот уступит ему титул римского короля. Борьба между ними оказалась недолгой. Сигизмунд легко прижал Вацлава к стенке. Чешский король торжественно признал избрание Сигизмунда римским королем, и мой любезный повелитель стал подлинным хозяином империи. Она свалилась ему в руки, как спелое яблочко. Да только яблочко-то оказалось червивым: во-первых, Вацлав не пожелал расстаться со знаками императорской власти, — это не могло не взбесить Сигизмунда, желавшего как можно пышнее обставить свою власть, — и, во-вторых, Вацлав возражал против того, чтобы Сигизмунд домогался короны римского короля при его жизни.