Магистр Ян

Сигизмунд, пока атрибуты власти были ему не очень нужны, смотрел на всё это сквозь пальцы. Теперь он хочет возглавить святой собор христианства в Констанце, и ему необходимо выступить там во всем блеске. Если на его голове будет корона, каждый поймет, с каким повелителем имеет дело. Мы едва не источили все перья на переписку с пражским двором, но она оказалась напрасной. Сигизмунду помог случай. Ничего не поделаешь, мадонна. Чем больше негодяй, тем больше ему везет. В один прекрасный день сюда, в Аахен, приплелся посланец Вацлава. Вы думаете, зачем? После обычных церемоний посланец передал согласие чешского короля на коронацию Сигизмунда при одном странном условии, — узнав его, пожалуй, только Сигизмунд смог удержаться от смеха. Действительно, это условие было очень курьезным: Сигизмунду точно подарили мешок дукатов, а взамен попросили два гроша на мессу. — Рыцарь захохотал.

Донне Олимпии пришлось терпеливо ждать, пока он кончит смеяться. Придя в себя, Освальд фон Волькенштайн виновато поглядел по сторонам, отодвинул бокал и начал вспоминать, на чем остановился.

— Представьте себе, мадонна: за титул императора Сигизмунд должен был обеспечить неприкосновенность какого-то чешского еретика, вызванного на констанцский собор. Вацлав писал, что если, мол, безбожник не вернется домой живым, в Чехии произойдут неприятности. Попробуй-ка разберись в этом деле. Я, по крайней мере, не сумею. Мне теперь даже не вспомнить имени того человечка, который нагнал столько страха на Чехию, — не то Гус, не то Гусь. Что-то в этом роде. Если мы, писари, долго ломали над этим голову, то Сигизмунд ни минуты не задумывался. Он чуть не захлебнулся собственной слюной, торопясь пообещать этому антихристу охранную грамоту! И что же? Аахен готовится к коронации Сигизмунда. Одним словом, мы выедем отсюда в Констанц в ореоле римской короны. Разве это не тонкая работа? Вот вам подтверждение того, что римский король родился в сорочке. Что еще добавить вам? Он — и мерзавец и император в одном лице. Кроме того…

— Кроме того… — повторила женщина, поторапливая неожиданно умолкшего рыцаря.

— Кроме того… Собственно, ради чего описывать короля иначе, чем своего повара? Правда, всякое сравнение хромает. У меня никогда не было своего повара, зато повелителей — хоть отбавляй… Да, на первый взгляд Сигизмунд может очаровать человека. После второго взгляда его чары слабеют. Третий взгляд всякий человек с маломальским умом бросает на дверь, стараясь как можно скорее унести ноги. О, Сигизмунд умеет очаровывать! Человек может отдать за него душу. Он быстро возненавидит Сигизмунда, но по-своему уже никогда не перестанет восхищаться им. Сигизмунд унаследовал это качество от Карла IV в большей степени, чем его братишка. Один черт разберет, как удивительно обернулось в нем каждое доброе качество отцовской натуры. Ему нужно одно: характер. Имей его, Сигизмунд сможет стать настоящим мессией. Этот человек недалеко ушел от дьявола. Несмотря на это, я повторяю: если вы хотите выбирать между папой, кем-нибудь еще и Сигизмундом, то держитесь последнего. Держитесь его: он не лучше других владык, но похитрее их.

Донна Олимпия, внимательно слушавшая его, признательно кивнула:

— Вы отлично справились со своим делом, друг…

— Если вы пожелаете, — сказал рыцарь, — я изложу самые важные мысли письменно. Разумеется, сейчас я вряд ли смогу что-нибудь написать. Это — самый лучший комплимент вашему бургундскому столу.

— Не утруждайте себя, — улыбнулась женщина, — я не умею читать. — Освальд Волькенштайн вытаращил глаза, но донна успокоила его: — Не волнуйтесь, я ничего не забуду. Своими сообщениями вы оказали мне неоценимую услугу.

— Что вы! — поспешил рыцарь. — Я не считаю свою услугу настолько великой, чтобы ее нельзя было оценить.

— Посмотрим, — многозначительно сказала Олимпия рыцарю, и ее лицо, полное дьявольских чар, стало еще соблазнительнее. — Я обещала уплатить вам столько, сколько вы пожелаете. У вас исключительно благоприятный случай. Я готова на всё.