Сегодняшний ужин грозил стать самым тягостным из всех из-за приезда отца. Придется тщательно следить за выражением лица и по возможности молчать. Как принцессы выдерживают это? Им ведь приходится мучиться не только по субботам, а каждый день. Она бы так не смогла.
— Лика, — пальцы магистра ласково коснулись ее подбородка, развернули лицом к себе, — я рядом. И не только я — не в каждой академии соберется столько магистров, как сейчас здесь. Поэтому прекратите трястись. Я же собираюсь протянуть руку Гадару, а это гораздо сложнее, нежели просто есть и улыбаться.
Ощутив легкий укол совести, девушка признала:
— Вы правы, во мне слишком много страха. И мало сил, чтобы его побороть.
Раян приглушенно рассмеялся:
— Скорее отсутствия опыта. Сказки про беспомощность оставьте кому-нибудь другому.
— Но вы сами сказали моему отцу…
— Я давно уже говорю другим то, что они хотят услышать.
— Тогда скажите и мне, магистр, — чуть слышно пробормотала девушка.
Сердце пропустило удар.
Раян молчал. Более того, отпустил ее. На лице его застыло странное выражение, будто он не мог решить, как поступить с дерзкой студенткой. А потом… Лика едва не задохнулась от переполнивших ее чувств — магистр поцеловал ее.
То был совсем другой поцелуй, начисто лишенный страсти. Мимолетный, словно дуновение майского ветерка, однако его хватило, чтобы голова Лики пошла кругом.
— Дорогая, а вот и ты!
Девушка в ужасе отшатнулась от Раяна и суетливо поспешила к тете. Оставалось только гадать, видела ли она поцелуй.
Украдкой покосившись на Раяна, Лика в который раз подивилась его самообладанию. Он стоял с таким неприступным, отстраненным видом, что никто не заподозрил бы его в романе со студенткой. Зато Лика выдавала себя с головой. Без всякого зеркала она понимала, что былую бледность сменил густой румянец.
— Как… как у вас тут жарко! — девушка попыталась выкрутиться из пикантной ситуации.
— Да, — согласилась Дария, — дров мы не жалеем. У Йена, знаешь ли, ревматизм, ему нельзя простужаться.
— Рад вас видеть, господин Энсис, — улыбнулась она Раяну. — Вот вы и стали частым гостем в нашем доме.
Показалось, или в ее фразе таился намек? Если так, магистр предпочел его не заметить.
— Времена меняются, люди тоже, госпожа Алес, — философски заметил он и, как положено лорду по рождению, поцеловал Дарии руку.
— О, не стоило! — сконфуженно пробормотала она. — Я вовсе не дама.
— Вы хозяйка дома, это гораздо важнее.
Троица вместе вошла в гостиную, где за аперитивом уже собрались остальные гости. Они внимательно внимали чем-то крайне возмущенному Гадару.
— Представляйте, какая наглость! — возмущался он. — Подбросить мне записку! И главное, прислуга клянется, что не имеет к этому отношения, никого не видела и не слышала. В самой лучшей гостинице Ойма!
— Господин Ульбрихт — столичный житель, — специально для спутницы шепотом пояснил Раян. — Руководит департаментом магических открытий. Прежде служил королевским карателем, но по состоянию здоровья переведен на почетную безопасную должность.
Они пристроились возле самых дверей: Лика чуть ближе, магистр — позади, прислонившись к косяку, — и до поры оставались незамеченными.
— И что же вам пишут? — лениво поинтересовался Дункан. — Угрожают пожаловаться королю и требуют патент на какой-нибудь артефакт?
— А, — отмахнулся Ульбрихт, — чья-то глупая шутка. Не первая и, боюсь, не последняя. В бытность работы карателем и не такого желали. Меня возмущает сам факт, что любой может безнаказанно пробраться в гостиницу. Ладно, если только пасквиль под дверь подсунут, могут и обокрасть.
Порывшись в кармане брюк, он вытащил мятый лист, явно выдранный из ученической тетради, и швырнул на стол.
— Сегодня ты умрешь, — нахмурившись, прочитал Дункан. — Что-то не похоже на шутку!
— Бросьте, Скотт! Какой-то сопляк решил позабавиться. Молодежи иногда приходят в голову странные фантазии, особенно, когда у них много свободного времени.
— На вашем месте я бы отследил отправителя, — настаивал Дункан. — Школьники так не шутят, студенты тоже.
— Потом! Не портите хороший вечер. Я и так жалею, что поделился с вами этими каракулями.
Выпустив пар, Гадар потянулся за рюмочкой вишневого ликера:
— Он у вас удивительно хорош, Йен, чувствуется, что домашний.
И тут Ульбрихт заменил Раяна. Улыбка мгновенно сползла с его лица, глаза подозрительно прищурились.
— Как, и вы здесь?
— Право, не притворяйтесь, будто не в курсе моей судьбы. На суде вы выступали на стороне обвинения, с вашей работой и вовсе знали день и час, когда меня освободят.
— Вот именно — работой, — подчеркнул Ульбрихт. — Поэтому не держите на меня зла, как я не держу его на вас.
— Рана была пустяковой.
— Я бы так не сказал. — Оставив пустую рюмку на столик, Гадар шагнул к магистру. — Хотя по сравнению с раной в вашем сердце… Мне очень жаль, но я обязан был участвовать в ее уничтожении.
— Понимаю.
Взгляд Раяна на мгновение заволокла дымка.
— Но теперь мы на одной стороне?
— Безусловно!
Магистр первым протянул руку для рукопожатия.