Магистральный канал

Прозрачные, светлые и легкие бежали под лодку бесчисленные струи воды. Ребята посменно гребли. На передней плоскодонке правил Петька Гопанец, которого теперь Ленька ненавидел. Подумаешь, нашел преступника! Давно ли сам-то он лазил в чужие сады и огороды? Однажды его даже поймали в колхозном горохе… Почти полведра зеленых стручков вытрясли у него из-за пазухи. А теперь он такой важный, солидный. И такой серьезный, озабоченный, когда поправляет на своей стриженой гладкой голове тюбетейку.

Учитель географии управлял последней лодкой. Время от времени он приподымался, чтобы посмотреть поверх низких прибрежных кустов на болото. Ребята тоже не могли удержаться, чтоб не взглянуть на то, что заинтересовало учителя.

По болоту, перепрыгивая с кочки на кочку, шли люди. Они оставляли позади себя ровную линию вешек, в конце которой Генька Шимковец разглядел хорошо знакомую фигуру Степана Никаноровича Кардымана. Инженер стоял возле теодолита и что-то кричал людям, энергично махая правой рукой.

— Что они делают? — все еще не спуская глаз со шляпы инженера, спросил Генька у учителя.

— Проводят линию магистрального канала, — повернувшись лицом к ребятам, ответил учитель географии. — Вы только внимательно присмотритесь к реке и тогда сами поймете, для чего это делается.

Река вдруг круто повернула в правую сторону. Прозрачные струи лениво и чуть приметно катились вдоль заросших камышом берегов. В глубине зеркальной поверхности реки проплывали легкие белые облака, отражалась густая синева чистого весеннего неба. Прошла первая плоскодонка, и отраженные в воде тучки заметались на поднятой легкой волне то вверх, то вниз. Вместе с волной заколыхались и топкие трясинные берега, прошитые упругими перьями густого аира, закачался лозовый куст.

Вспугнутый селезень взметнулся из-под куста и, поблескивая на солнце дымчато-сизыми перьями, полетел в сторону пущи.

Кусты стали попадаться все чаще, и уже вскоре лодки плыли по густо сомкнутому зеленому коридору. Невидимые, спрятанные в густом кустарнике птицы щебетали, посвистывали и крякали разными голосами. Здесь, охраняемые непроходимой трясиной и коварными озерками от жадного человеческого глаза, жили и гнездились утки разных пород: тяжелые кряквы, хитрые нырки, проворные чирки. С утра до вечера легкими тенями шныряли возле облитых ядовитой красной рудой корней лозняка болотные курочки, гулко ухала в островках осоки выпь. Неисчислимое множество куликов — от вертких беспокойных песчаников и до величаво-неторопливых на лету кроншнепов. Дремотно-ленивые одинокие цапли, над сонными озерками, всегда встревоженные пигалицы, жалобно перекликавшиеся днем и ночью — все они находили спасение от человека в этих болотистых, заросших лозняком, почти непроходимых дебрях. Испокон веку здесь росла и желтела, не знакомая с острой косой, дикая трава. Старый, изъеденный водой и высушенный солнцем, стебель ее крошился и в пору весенних паводков сносился в сторону пущи, а на его месте пробивался молодой упругий стебелек, чтобы вырасти и тоже уплыть вслед за первым. И только зимою, когда мороз сковывал землю, добирались сюда люди, в изумлении разглядывая каждый куст, прибитую к земле сырыми осенними ветрами траву.

Было еще довольно рано. Седым горьковатым туманом отдавали глухие гнилые заводи. Лениво ползли над водой его влажные клочья, цепляясь за ярко-желтые колючки телореза, колыхались легкой пеленой над болотом. В одном месте лодку, которой правил Петька Гопанец, понесло в узкую заводь.

Вожатый вскочил и уперся веслом в берег. И ребята с ужасом увидели, что не лодка отошла от берега, а заколыхался и стал отползать берег от лодки. Протока сразу расширилась раза в два. Из черной взбаламученной глубины стали вылетать и с шумом лопаться на поверхности тысячи пузырей.

Все здесь плавало на воде, было чрезмерно насыщено болотной ржавчиной. Леньке никак не верилось, что найдутся сила и разум, способные спустить из этой страшно огромной и, казалось, бездонной чаши сотни тысяч, если не миллионы, тонн воды. Не верилось, что, как сказал колхозникам Степка Кардыман, на этом болоте можно будет не только ходить из края в край, но и собирать богатые урожаи хлеба.

Километра два лодки плыли меж густых зарослей лозняка. С кряканьем и шумом взлетали утки, пронзительно кричали встревоженными голосами пигалицы. Что-то тяжелое время от времени бултыхалось в воду на озерках. Река все еще заворачивала в левую сторону. Она лениво текла в низких, почти ровных с водою берегах. Порой можно было увидеть на дне огромные черные тени затопленных колод, фантастически кривые, окутанные текучей тиной лапы коряг.

Вдруг Петька Гопанец сразу утратил свой важный вид и совсем по-детски пронзительно запищал:

— Смотрите! Смотрите! Что за зверь?

Только один Ленька успел разглядеть плоскую головку, пытливые настороженные глаза, коричневую шерсть на вытянутом упругом теле зверя, который кинулся из-за куста в реку. Все остальные увидели, как что-то промелькнуло поперёк реки, вздымая над собой высокий гребень воды.