– Не думал, что вырастил из тебя труса, – говорю ему надрывным голосом, пытаюсь вызвать совесть наружу. – Ведь учил же тебя много раз поступать так, как велит сердце. Никогда не подставлять и не лгать. Хаш, – я поворачиваюсь к нему, – ты ведь не станешь меня огорчать ложью?
Он паникует, дергает себя за ухо. Вся его крутость испарилась, и на смену пришла неуверенность.
– Пап, я не спал с Беатрис. Но я, правда, ночевал в ее квартире. Меня бесит, что я подставил тебя. И жутко стыдно говорить о том, кем я стал. Я так не хочу тебя разочаровывать, – он сжимает в руках карандаш, который ломается на две части.
– Я всегда говорил и говорю, тебе не удастся меня разочаровать. Только вранье разрушит наш крепкий мост доверия, – мне становится намного легче дышать после его признания, что между ними ничего не было.
Его двоякая подача информации чуть не обманула моё сознание.
– У меня нетрадиционная ориентация. Мне нравятся парни. И оказалось, что парень, которого я встретил в Париже, живет вместе с Беатрис, – он отворачивается от меня, стыд, с которым он это произносит, заставляет меня встать и подойти к нему. – Я не знаю, как так получилось. Я обманывал тебя и Беатрис. Мне никогда не нравились девушки. И именно поэтому я привел ее в наш дом, чтобы ты думал обо мне как о нормальном.
Никогда бы не подумал, что мне станет так легко от того, что он признался. Я не могу его винить или ругать за это. Без понятия, как происходят эти вещи с выбором ориентации. Фастфуд, поглощаемый Шейлой, или гены, не важно.
– Ты и сейчас для меня абсолютно нормальный. Я тебе всегда твердил, что ничего не изменится, если у тебя появится какой-то вопрос или проблема, я выслушаю. Не было ли проще рассказать мне, чтобы я поддержал тебя? Все это время ты прятался от меня в надежде, что я не узнаю? И дай я догадаюсь, из спорта ты ушел по этой же причине? – он начинает плакать, и я обнимаю его, сжимаю затылок. – Хаш, ты бестолочь, ты знаешь, сколько в бейсболе геев по статистике? Или в футболе? Ты не стал бы первым, никто не осудил бы тебя. Это твоя жизнь и выбор. Сказать честно, я подозревал, но ждал, когда ты сам мне об этом расскажешь, – он смеется, и мы садимся как в старые добрые времена – друг напротив друга.
Я его друг и соратник по проказам.
– Прости, пап, – говорит он и бьет мне по протянутой руке.
– Ну, я тоже извиняюсь, Беатрис была твоей девушкой, пока я за ней влачился. Но Джекс? – я смеюсь. – Это странно. Даже здесь эта прямая пересекает наши параллели на случай, если мы разбежимся. Чтобы вы стали нашим мостом, – я хмурюсь и смотрю на время. – Ты знаешь старый адрес ее тети?
Забиваю в телефон координаты и быстрым шагом выбегаю из офиса. Хаш провожает меня с понимающим выражением на лице. Я хочу сделать то, что действительно должен. С помощью навигатора отчаянно петляю между улицами в поисках ее дома. Тихий район пригорода, маленькие однотипные дома, ухоженные газоны. Образцовый район американской мечты. Останавливаю машину напротив хорошенького двухэтажного домика, стены которого немного обшаркались, с одной стороны. Украшенный зелеными ветками плюща, он стоит почти в самом конце улицы. Двор ухожен, детская пластиковая горка и качели, потрепанные временем, стоят на своем месте. Тетя действительно обожает Беатрис, и я знаю почему. Выхожу из машины, открываю скрипящую белую дверь калитки и иду по узенькой дорожке, усеянной маленькими круглыми камнями. По сторонам меня окружают кустарники, похожие на розы, их аромат почти дурманит. Полная женщина одиноко стоит и двигает руками, склонившись над глиняным уличным гномом, но меня не замечает, потому что огромная шляпа закрывает ей обзор.
– Здравствуйте, Корин, – говорю я немного громче обычного, она оборачивается, и кисть в ее руке застывает. – Могу я с вами поговорить?
– Что-то случилось с Беатрис? – она бросает кисть на лужайку и энергично идет ко мне.
– Нет, я уверен, это «что-то» случилось со мной. Из-за Беатрис. Но я бы хотел прежде обсудить все с вами, – она показывает мне пройти в дом, что я и делаю.
Все так, как рассказывала Беатрис, их дом наполнен запахами ванилина и арахисового масла. Более сладкого дома невозможно найти, даже в фантазиях не представишь эти фигурки засохшего печенья, сделанного руками ребенка и тщательно сохраненного на память. Я рассматриваю детские фотографии на стене, рисунки, которые аккуратно помещены в рамки. Стена тщеславия со всеми успехами подросшей Беатрис привлекает моё внимание, и, наконец, семейное фото. На нём запечатлён мужчина примерно моего возраста и молодая девушка, которая прижимает к груди маленький сверток. Сверху стоит девушка очень похожая на Корин в молодости. Все счастливо улыбаются, даже любопытный сверток, как мне кажется.
– Могу я предложить вам булочки? – на небольшом подносе женщина несет чайник с чашками и тарелку, заполненную доверху выпечкой.
– Я бы хотел сначала поговорить с вами, и если вы меня не выгоните, тогда я с удовольствием угощусь, – она садится ровнее, и я начинаю рассказывать, с самого начала.