Магнитная буря

– У меня нет другого выбора. Чем дольше я находился с ней наедине, тем сильнее скучал. Даже после расставания. Поэтому узнав от нее о том, кто она такая, и что я натворил, я очень взбесился и расстроился. Но, по прошествии некоторого времени я понял, что именно должен сделать и как поступить правильно. И первое на повестке – разговор с тобой.

– Так это я был причиной того, что вы встретились, – говорит мой племянник, когда я задумчиво подпираю свой подбородок кулаком.

– Это было всего лишь следствие, а ранее произошедшее просто бумерангом вернулось мне, – отвечаю ему.

Если я утону, то только с Беатрис. Ни один из нас не останется в выигрыше. Я был с ней так счастлив, что забыл, кто я есть, и что сделал для того, чтобы похоронить под руинами воспоминаний свою боль. Ее боль теперь стала очевидной. И мне ли судить ее за поступок и возможное желание использовать меня?

– Она подставила тебя, а ты сидишь и думаешь, насколько это было болезненно для нее? – спрашивает Хаш. – Она как гидра, будто у нее каждый раз вылазит новая голова. Так руби ее.

Беатрис не актриса, сыграть на моих чувствах не ее конек. Да и я не дурак, чтобы не видеть ее искренность. Она перешагнула через себя, стерла в памяти наши отношения, чтобы наступить на больную мозоль. Ни одного сообщения или звонка, гордая девчонка.

– Эта семья виновна в смерти мамы, о чем ты думаешь, черт возьми?! – возмущается Хаш, бьет ладонью об ладонь и начинает ходить из стороны в сторону, наконец-то я вижу от него истинные эмоции. – Пусть идет на все четыре, ты не мог оставить их безнаказанными из-за нее. Вспомни, что произошло, когда она появилась впервые? Она уже тогда знала, что сделает с тобой.

Мой взгляд упирается в нашу совместную с ней фотографию. В тот день в Париже мы наняли фотографа, чтобы он запечатлел нас двоих на фоне Эйфелевой башни во время прогулки. Мы с Беатрис стоим спиной к фотографу на фоне башни, держимся за руки, я смотрю на неё, повернув голову, в то время как ее головка покоится на моем плече. Мы выглядим влюбленными и счастливыми, это невозможно подделать. У меня осталось очень много фотографий с той прогулки, где мы танцуем, пока фотограф нас снимает. Лицо Беатрис едва достигает моего подбородка, я обнимаю ее хрупкое тело, бережно удерживая. Она преданно и влюблено заглядывает мне в глаза… Я был для нее всем миром. В реальности же, я был ее врагом, ненавистным убийцей мемориала, созданного родителями, разрушителем ее будущего. Так кто я теперь? Палач? Жертва? Или возлюбленный?

И в чем суть этой неприязни? Хаш все еще пытается запудрить мне мозги. Очернить ее еще больше в моих глазах.

– Знаешь, что меня удивляет? Эта черта не присуща тебе. Ты не претендовал на нее тогда и не делаешь этого сейчас. Почему ты так стараешься избавиться от нее? – напрямую спрашиваю Хаша, отталкиваю подальше от себя документы, сажусь прямо и облокачиваюсь на стол. – Что знает она, но не имею права знать я? Я сейчас затеял этот разговор, чтобы ты знал о моих планах. Это предупреждение, а не просьба о помощи. Ты с ней виделся, так? – я начинаю дышать глубже, если он ее обидел, или у них что-то было, я дам щенку хороших пи*дюлей.

Он снова встает и начинает ходить передо мной, я ведь знаю, что он постарается выкрутиться, пальцы сжимаются в кулаки. Он посягнул на моё?

– Хаш, – рявкаю я грубо, он дергается. – Я задал тебе вопрос! Ты видел Беатрис после того, как мы расстались?! Той ночью, когда я звонил тебе раз двадцать, ты был в ее доме?

Мой голос никогда не был настолько суровым. Если между ними что-то произошло, я сверну ей шею. Это будут ее последние минуты, как и его. Бешенство накрывает меня с головой. Я соскакиваю со стула, когда пацан молчит.

– Я, бл*дь, последний раз тебя спрашиваю! Ты. Был. С. Беатрис? – он кивает головой, бью со всей дури кулаком по рабочему столу. – Ты. Спал. В. Ее. Доме? – еле сдерживаю себя.

Готовый сорваться в любой момент, выделяю каждое грёбаное слово, он кивает, и я уже сильнее бью по столу несколько раз, до боли и ломоты в костях. Трясущейся ладонью я провожу по своему лицу и тру подбородок.

– Не могу в это поверить.

Возвращаюсь на свое место и отворачиваюсь в кресле. Сейчас даже не в ревности дело, а в чертовом доверии. Могла ли она переспать с ним? Я ведь предполагал, что он не той ориентации. Тру большим и указательным пальцами глаза и с силой давлю. Он не врет, что был у нее, но и я уверен, что она меня не предаст. Я столько раз не доверял ей, наказывал, а в итоге она была девственницей все это время. Так какого х*я он делал в ее квартире, тем более ночевал? Хаш усиленно пыхтит позади меня, я слышу его тяжелое дыхание. Именно так в детстве он напрягался, когда не мог рассказать то, что натворил. Мои мышцы немного расслабляются, я погорячился, но выпытаю хитростью, как делал это в далеком прошлом.