Magnum Opus

Все иллюзии оказались разбиты вдребезги, а мечты раздавлены грузом реальности. Мне никогда её не найти. Я заставлял себя смириться с этой мыслью, но это удавалось с трудом. На ходу достал телефон, нашёл то злосчастное объявление. Удалил его. Удалил аккаунт, который, собственно, и создал только ради этого. В голове снова зазвучала музыка, её музыка. Я так и не нашел ничего подобного в интернете, ни одного мало-мальски похожего трека. Чёрт, как же больно и обидно… Моя пианистка…

Валерия

На другой день Николай не пришел на работу. Чувство ревности сменилось волнением. Я несколько раз набирала его номер, слушала длинные гудки. Но потом отказалась от идеи дозвониться, не желая выглядеть навязчивой. С удивлением обнаружила, что скучаю, и, испугавшись собственных эмоций, с двойным усердием принялась за работу.

В графике сегодня у меня стояло ночное дежурство, чему я была очень рада. Имелся предлог не ехать на базу отдыха вместе с коллегами – был запланирован выезд на природу в честь юбилея больницы. Праздновать не было ни сил, ни настроения.

Я сидела в ординаторской вклеивала в операционный журнал очередной протокол, когда тишину нарушил резкий звонок сотового. На экране отобразился номер Нестерова. Мы ещё неделю назад обменялись с ним телефонами. По спине пробежал неприятной холодок.

– Я слушаю, Роман Олегович, – с трудом проговорила я, ожидая самых страшных новостей.

– Валерия Павловна, добрый вечер. Я сейчас передам телефон, с вами хотят поговорить.

Я сама не заметила, как вскочила на ноги, а по щекам заструились сволочи-слёзы. Вся превратилась в слух, боясь пропустить малейший звук, и чуть не потеряла сознание, когда из аппарата раздался слабый родной голос:

– Привет, дорогая… Заставила я тебя поволноваться…

Николай

Делая неуклюжие попытки ухаживать за Лерой и осознавая всю их бесполезность, я был сам себе противен. Дорого бы я отдал, чтобы узнать, что творится у неё в голове. Скорее всего, она осознавала, что я хочу сближения, но не могу решиться на него. Я-то прекрасно знал причину, но рассказать ей, конечно же, не мог.

Шаг навстречу Лере явился бы предательством, изменой тому образу, в который я влюбился без памяти. То, что раньше показалось бы романтической чепухой, не давало спокойно спать, есть, работать. В голове постоянно звучала мелодия, которую я не смог отыскать. Она становилась навязчивой, въедалась в мозг и выматывала душу.

А на другом полюсе была Лера – настоящая, земная и доступная. Как поступить и как навести порядок в голове, я не знал.

Вечером я вышел на работу. Чувства чувствами, но ответственность за пациентов не дала расслабиться. Я обошел палаты, сделал необходимые назначения. Из вновь поступивших никого в отделение не положил. Осмотрел, дал рекомендации и отправил по месту жительства в поликлинику. Работал на автомате, все манипуляции делал машинально, почти не глядя.

Я шел по коридору из инфекционного отделения, вызывали на консультацию к пациенту. Ничего не обнаружил по своему профилю, сделал соответствующую запись в историю болезни. Уже направляясь к себе, я неожиданно понял, как побороть моё наваждение.

– Аркадий Иванович, дайте ключ от актового зала, – решительно попросил я пожилого охранника, спустившись на пост.

Он с подозрением на меня посмотрел, протянул требуемое и проговорил:

– Зачем тебе, Коля? Заняться не чем? Шел бы лучше спать.

Но я его уже не слышал. В голове снова загудело, а руки затряслись в предвкушении.

Актовый зал находился в отдельном крыле здания, так что пациентов я не мог потревожить. С волнением открыл дверь, зажег свет и оглядел пустое помещение. На сцене стояло фортепиано. За годы, что я здесь работаю, я не помнил, чтобы на нём кто-то играл. Чаще всего инструмент использовали как рабочую поверхность, полку для документов. Возможно, фортепиано расстроено… Я пересек зал, поднялся на сцену, откинул крышку и пробежался по клавишам. Нет, отличное звучание. А затем, повинуясь импульсу, стал наигрывать мелодию, ставшую мне настоящим проклятием. Мотив я без труда подобрал на слух, а остальное подсказало сердце.

Валерия

Я неслась со всех ног в реанимацию. Лифт был, как всегда, сломан, и я полетела вверх по лестнице. Откуда-то доносились звуки, но я поначалу не обратила на них внимания. Мало ли, может у кого-то из пациентов громко телевизор работает. А когда различила мелодию, то остановилась резко, как в стену врезалась. Нет… Как это возможно? Откуда? Похоже, из актового зала. У нас больше нигде нет инструмента.

Как зачарованная, я пошла на звук. Остановилась в дверях. Играл Николай. Он погрузился в музыку полностью, с головой. Едва слышал происходящее вокруг. А когда закончил, я взволнованно проговорила:

– Коля, откуда ты знаешь это произведение?

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто ответь, где ты его слышал?

– Мне интересно то же самое. Где его слышала ты?

– Я его написала, Коля.

Он спустился со сцены, подошел ко мне и, всматриваясь в моё лицо, почему-то заулыбался совершенно идиотской счастливой улыбкой.

– Повтори ещё раз.

– Эту музыку написала я.

Эпилог