Магомед, Мамед, Мамиш

Да, много мужчин собралось здесь - и усатых, и без-усых, и остриженных наголо, и убеленных сединой... Сыновья, сыновья, у всех Бахтияровых сыновья, сидят они за столом и слушают; кто понимает - тому пони-мать, а кто не понимает - тому дорасти. Братья стар-шие за столом, все на одно лицо, высится, как гора, лишь Хасай, а Гейбат и Ага стараются во всем похо-дить на Хасая. Но дети, какие они разные, хотя здесь, за столом у дяди, все схожи в одном: сидят и молчат. Хасай мог бы о каждом из них сказать, не помнил толь-ко, кто когда родился и кому сколько лет, тем более что годы мчатся стремительно, и вчерашний малец, который имя свое толком назвать не мог, уже усики теребит. Ну, хотя бы о сыновьях Гейбата. Женил Гейбата Хасай, когда тому было уже тридцать: ждал, когда Ага женится, так положено, чтобы не опережать стар-шего. Гейбат специально ездил в деревню выбирать жену. И выбрал покладистую, краснощекую и полнень-кую. Звали ее Гумру, а Гейбат переиначил на свой лад Юмру, то есть округлая. И в точно отсчитанное время, минута в минуту, родился первенец. Ребенок был круглый, здоровый, и Хасай сказал: "Машаллах!"- "Да не сглазить!" Так и прозвали - Машаллах, ему почти двадцать уже, правая рука отца, здоро-вяк, хотя от армии уберег его Гейбат: временно пропи-сал в район, где сам работал и где с ним дружен был председатель медицинской комиссии при военкомате - и Машаллаху приписали порок сердца. "Я отвоевался, ногу потерял, мне теперь помощник требуется",- ска-зал Хасаю Гейбат; честно говоря, в этом деле Хасай палец о палец не ударил, Гейбат сам сумел. Через год новый ребенок, но Гумру не уследила за ним и мальчик умер. Мелахет, жена Аги, их дальняя родст-венница, научила Гумру кое-каким хитростям: "А то каждый год рожать будешь!.." Прошло время, и жены братьев почти одновременно родили сыновей; Ага на-звал своего сына Асланом, "львом", а Гейбат, у него, оказывается, дальний прицел был, на много лет впе-ред, Ширасланом, "львом-тигром"; третьему имя тоже было заготовлено еще до того, как родился: Ширали, "тигр Али". Шираслан в отличие от своего двоюродного брата Аслана - прекрасных математических способно-стей парень, блестяще кончает среднюю школу. Его со-бираются послать в Москву учиться на астронома, как будто мало было звездочетов на Востоке; насчет звез-дочетов говорит Гейбат, чтобы как-то пригасить вос-торги окружающих: попадется дурной глаз и сглазит еще парня; лет пять-шесть назад Шираслана закиды-вали вопросами, и больше всех гордился Хасай: "Сколь-ко будет 33 на 33?" Ответ следовал тут же. "А три па-лочки на три палочки? - спрашивал Ага и, довольный ответом, просил: - Ты бы помог Аслану, а?" Недавно кто-то из дядей, кажется Хасай, вспомнил о "трех па-лочках" и о том, как быстро Шираслан перемножил их на другие "три палочки", но тут же заговорил Ширали, третий сын Гейбата, и слова его прозвучали для Хасая как гром в ясный день. "Это и я могу!" - сказал Шира-ли, и Хасая удивило, как быстро и незаметно вырос Ширали.

И сыновья-первоклассники, почти одногодки, у каждого из братьев: у Хасая Октай, у Аги - по созвучию с сыном старшего брата - Алтай, а у Гейбата Ширмамед, "тигр Мамед", нелюдимый какой-то, если что не так, сразу же заплачет или огрызнется. Шираслан, все-знайка этот, прозвал своего младшего брата "вещью в себе", но его понимает лишь Ширали, во всем подра-жающий Шираслану.

Пятый сын у Гейбата родился много лет спустя, толь-ко недавно, и о нем, перечисляя свой род, забывает иногда Хасай.

И на пятого было запасено имя у Гейбата; для Гумру он Ширинбала - "сладкое дитя", а для Гейбата, вер-ного традиции, Ширбала - "тигр-дитя", хотя имени такого вообще нет.

- Кого я еще не назвал? - спрашивает Хасай, обводя глазами Бахтияровых, и не успевает остановиться на Мамише, как тот его опережает:

- Меня!