Кое-кто не считал нужным стучать в дверь. Хозяин слышал, как они ходят снаружи, проверяя, заперты ли двери и окна. Он был уверен, что это грабители. Дорожные шайки. В последнее время их становилось все больше из-за возросшего потока мигрантов и авантюристов из северных регионов, где царило беззаконие. В этих случаях он прятался в дальней комнате и не выпускал из рук оружия, пока пришельцы не уходили. Но он слышал байки. Он знал, что однажды они не будут просто проверять, заперта ли дверь.
Они сорвут ее с петель и войдут внутрь.
В ту ночь он проснулся от света, пробивающегося сквозь старые ставни. Тени ползли по покрытому потеками потолку справа налево. Кто-то ехал на юг.
Машина замедлила ход, а затем уехала.
Драшер опустил голову на скомканную подушку и вздохнул. Он смотрел в сгустившуюся темноту и понимал, что она столь же беспросветна, как и вся его жизнь. Он только что видел сон о чем-то большем, лучшем, чем то, что имел сейчас. Драшер думал, сможет ли продолжить смотреть этот сон, если немедля закроет глаза и сконцентрируется.
По потолку снова пробежали огни, в этот раз слева направо; и остановились. Та же машина. Вернулась. Он узнал ее по звуку двигателя.
Драшер вылез из кровати и дрожащими руками нацепил на нос старые очки. Он замешкался, не зная, за чем тянуться в первую очередь — за курткой или успокоительным. И только спустя несколько секунд вспомнил, что успокоительное закончилось три месяца назад. Валентин натянул куртку поверх пижамы и сунул ноги в ботинки без шнурков.
Огни погасли. Двигатель смолк. Плохой знак. Никто из тех, кто останавливался, чтобы расспросить Драшера о дороге, не заглушал двигателя.
Он не зажигал света в доме. Он, спотыкаясь в полумраке, пробрался в зал. Снаружи доносились звуки шагов по щебню. Кто-то ходил снаружи из стороны в сторону, осматривая его жилище.
Не так он хотел умереть. Если бы кто-то заставил Драшера составить список, смерть в собственном доме от бандитских кулаков в него точно бы не вошла.
Драшер заполз в дальнюю комнату и попытался вспомнить, куда положил оружие. Он не любил брать его в руки, никогда не любил. Одно время он использовал пистолет в качестве пресс-папье для пачки каких-то старых отчетов о миграционных маршрутах местной фауны. Но оружие все равно мозолило глаза, и тогда он решил убрать его в шкаф.
Значит, шкаф. Вопрос в том, какой именно.
Стараясь не шуметь, он заглянул в один из шкафов. Затем во второй. Драшер как раз добрался до третьего, когда кто-то подошел к двери. Из дальней комнаты был виден вход. Тень, мелькнувшая за окном, показалась Драшеру огромной.
Тот, кто ее отбрасывал, постучал в дверь. Сильно. Драшер подскочил от звука. Чтобы издать такой громкий и грубый звук, был нужен тяжелый и твердый кулак. Драшер ничего не мог поделать с мыслью, что сейчас слышит звук кулака, который в итоге выбьет из него дух.
«Дурак, — сказал он сам себе. — Вот ты кто. Замер от страха из-за фантазий». Воображение Валентина Драшера было его самым страшным врагом. Он старался не забывать об этом. Он, конечно, мог представить себе куда более кошмарные и пугающие вещи, чем его воображение, но это, по большому счету, служило лишь еще одним доказательством вышесказанного.
Драшер отыскал пистолет. Он оказался спрятан под грудой просроченных талонов на еду, сломанными часами и катушкой рыболовной лески. Ну, разумеется. Идеальное место для такой вещи. Это был небольшой, короткоствольный автоматический пистолет «Регит» сорокового калибра который Макс подарила ему много лет назад. Он так ни разу из него и не выстрелил.
Было ли оружие заряжено? Она дала ему патроны. Но зарядил ли он пистолет? Если нет, то где коробка? А если да, то не вышел ли у пуль срок годности? У них вообще есть срок годности?
Наверное, стоило еще и чистить оружие так, как она его учила. Сейчас оно, вероятно, проржавело настолько, что утратило работоспособность.
Прямо как его жизнь.
Человек за дверью снова постучал Драшер опять подпрыгнул, после чего собрался с силами и сделал самое отважное, что смог придумать.
Он убрал пистолет в карман и выбежал через заднюю дверь.
Дом представлял собой стандартный жилой модуль на расстоянии около сотни метров от идущего вдоль побережья шоссе. Драшер провел в нем семь лет. Здание, установленное поверх насыпи из щебня, потрепанное погодой, стояло в тени сучковатых соляных деревьев. Днем с крыльца можно было разглядеть океан, но это зрелище не всегда оказывалось приятным. Сзади, там, где начинались пылевые дюны и наносы ила, расположились клетки, загоны и сараи. Все это покрылось слоем мелкой белой пыли, которую приносил с собой ветер.
Ночью же все казалось призрачным. Белые дюны таинственно мерцали под низким черным небом. Воздух будто застыл. Стояла теплая безветренная ночь. Даже зимой Костяное побережье страдало от недостатка влаги.