Маяк Петра Великого

Заведение Мартына я знал хорошо. Бывший моряк устроил нечто вроде «англицкого клуба», на который быстро наложились российские реалии. Сейчас это был, скорее, ресторан. Далеко не из дешёвых, но с приличным обслуживанием, отчего у Мартына предпочитали обедать те, кто не считал в кармане каждый рубль. А ещё те, кто после еды был не прочь перекинуться в карты. Мартын никого не гнал, лишь бы они — это уже на французский манер было заведено — каждые полчаса хоть что-нибудь, да заказывали бы.

Времени до обеда оставалось предостаточно, и посетителей, соответственно, почти не было. Я едва успел оглядеться, как рядом будто из ниоткуда возник официант. Выглядел он так, как не стыдно было бы выглядеть какому-нибудь чопорному англичанину. Не в смокинге, конечно — вместо него была аккуратная чёрная жилетка — но всё остальное — рубашка ослепительной белизны, брюки со стрелочками и лакированные туфли — куда больше подобали бы посетителю. Скажу даже больше: не каждому посетителю этого заведения удавалось похвастаться таким европейским шиком.

— Мартын у себя? — спросил я.

— Хозяин вышедши, — ответствовал официант, вложив в два слова столько провинциального акцента, сколько обычному провинциалу хватило бы на целую речь.

— Я подожду.

— Что заказывать будете?

— Свежие газеты и кружку горячего кофе.

Уточнять, что кофе должен быть по-настоящему горячим, у Мартына не требовалось. Когда я снял плащ, мой заказ уже ждал на столике. Прихлёбывая обжигающий кофе, я бегло пролистал газеты, но ничего интересного на глаза не попалось. Международный перелёт воздушных шаров официально закончился. В Берлине — точнее, в его окрестностях — благополучно финишировали одиннадцать экипажей. Ещё трое потерпели крушение. Где до сих пор болтались остальные — газетчики не знали и их это нисколько не волновало.

— Надо же, — раздалось над самым ухом, — как летит время.

Рядом со мной стоял Мартын. Когда я в детстве зачитывался английской книжкой про Остров сокровищ, то тамошнего Джона Сильвера представлял именно в его облике. Правда, нога у Мартына была только сломана, но так неудачно, что он всё равно ходил с костылём.

— Да-а, — продолжал тем временем Мартын. — Был Ефимка — да весь вышел. Ефим Родионович, агент сыскной полиции. А давно ли бил мне стёкла из рогатки?

— Во-первых, давно, — ответил я. — Во-вторых, здравствуйте.

— Здоров будь, — сказал Мартын, устраиваясь на стуле напротив. — Откушать пожаловал или по делу купца Золотова?

Я хмыкнул. Слухи, конечно, у нас разносятся быстро, но чтоб настолько…

— Про купца-то откуда знаете?

— Видал случайно, как ты из его лавки выходил, — пояснил Мартын. — Про твою службу слыхал, а еще зеленщик рассказал, будто бы племяш Золотова в канале утоп. Я, конечно, не агент, — он произнёс это слово с ударением на «а». — Но сложить одно с другим сумею. Помнишь, как тебя с рогаткой вычислил?

— Вы мне до самой смерти об этом напоминать будете? — фыркнул я.

— А мне, старику, одни воспоминания и остались, — развёл руками Мартын. — Как кофей?

— Отличный, — похвалил я.

— Это хорошо. А то привезли мешок из Голландии, хвастались, будто самый что ни на есть замечательный, только я ведь бывал в тех краях. Не растёт там кофея. Вот я и решил проверить. Стало быть, можно брать.

Я усмехнулся.

— Ладно, будем считать, что кофе проверить я вам помог. Теперь за вами очередь.

Мартын издал звук, который — будь он раз в десять тише — можно было назвать хмыканием.

— А палец тебе, как и раньше, в рот не клади. Хорошо, Ефимка, то есть, прости старика, Ефим Родионович, с чем пожаловал?

Взгляд у Мартына стал внимательный, с прищуром, будто что-то внутри меня он высматривал. Почему-то в детстве мне всегда казалось, что такой взгляд только бывает у пиратов, чтобы добычу в чужих трюмах видеть. Однако, поступив на службу, я быстро убедился, что таким хищным прищуром каждый второй чиновник может похвастаться.

— Скажите, Мартын, вы племянника Золотова, Андрея, хорошо знали?

— Да как тебе рассказать? — Мартын задумчиво огладил реденькую бородёнку. — Бывал у меня регулярно, но общаться мы почти не общались. Здоровался он всегда вежливо. Вот «до свидания» забывал говорить. Кушать заказывал редко. Цены, мол, у меня кусаются. А сам пятьдесят рублей зараз мог в карты спустить. Нет, не скажу, что он мне нравился. Вот сестрёнка у него — умница, а он — нет.

— Сестрёнка? Вы говорите о Маргарите Викторовне?

— А других, вроде, и не было.

— Ага, — я задумчиво потёр подбородок. — Ну, в отношении неё наши взгляды совпадают. Кстати, она говорит, будто бы вы ей легенду про Петровскую арку рассказывали.

— Я рассказывал? — переспросил Мартын. — Хотя постой-постой. Было такое дело. Она же тут вместе с братом бывала, смотрела, чтобы не заигрывался особо, но сама-то не играла. Чего ей за чашкой чаю скучать одной? Вот по случаю и травил ей всякие байки. Про русалок, про чудеса морские, про маяк этот петровский. Наверно, раза два или три про него пересказывал, ну так это ей-то, барышне, интереснее, небось, чем про девок морских.