— О нём уже весь город знает, — сказал я. — Что, полагаю, вам и требовалось, иначе бы Андрей нырял в другом месте. Вот это, — я указал на рисунок в руках инспектора, — форменная липа. Или, если хотите, художественный вымысел. Потому как маяку здесь не место. Он должен быть на берегу, но там утром практически никого, а здесь вот рядом — Андреевский собор. Прихожан на службу собирается много, особенно когда служит отец Иоанн.
— Так не многовато ли свидетелей для убийства? — с едва уловимой полуулыбкой спросила барышня.
— Кто-то же должен был вашего брата из канала вытаскивать, — сказал я. — Вряд ли он согласился бы на самоубийство. Нет, он наверняка рассчитывал увидеть «правильный путь» в жизни. Судя по рисунку, ему всего-то предстояло проплыть или даже пролететь, если хорошо оттолкнуться, буквально метр-два, однако из канала без посторонней помощи не выбраться. Поэтому вы прихватили с собой ку.
— Мы? — переспросила барышня.
— Уверен, что принесли её вы. Впрочем, чего гадать? Верёвка немаленькая, в кармане не спрячешь. Нищий, которому вы дали денег, тащился за вами по всей Екатерининской и, конечно, успел её заметить. Сейчас он сидит у Мартына, проедает мой гривенник и проигрывает ваш двугривенный. Мы привлечём его как свидетеля и…
— Хорошо, — барышня кивнула и задумалась. — Как я помню, статья 489 об оставлении в опасности…
— Можно подумать, что это вы учились на юриста, — хмыкнул я.
— Да уж не дурака валяла, — бросила в ответ барышня.
— Не пройдёт, — сказал инспектор. — Я понимаю, куда вы клоните, но там есть специальное разъяснение…
— Нет, — возразила барышня, и улыбнулась.
Улыбка получилась хищная, но твёрдая: мол, меня на мякине не проведёшь.
— Есть, — столь же твёрдо парировал инспектор. — Оно относится к предыдущей редакции уложения, но всё ещё в силе. И оно прямо гласит, что если оставлением в опасности была цель лишить жизни, то в данном случае речь идёт об убийстве, и нам следует смотреть статью 453. Ведь так, Ефим?
Я со всей уверенностью подтвердил, что так, хотя, по правде говоря, лично мне бы пришлось по каждому номеру лазать в томик уложения и читать, чего там понаписано.
— И как обстоит дело с оставлением в опасности с целью убийства? — спросил инспектор.
— Тут я могу только предполагать, — честно ответил я. — Но уверен, что предполагаю верно. Итак, Маргарита Викторовна, сигналом к прыжку послужил ваш крик о помощи. Он должен был привлечь внимание первого же замеченного вами прохожего. Дальше прохожий слышал плеск в канале, героически бросался на помощь и вытягивал Андрея с помощью верёвки. Вот только, крикнув раз, вы сразу замолчали, да и верёвка, не угляди её матрос, так бы и осталась валяться на углу канала, где её быстренько присвоил бы какой-нибудь нищий. Так?
Барышня молча смотрела в пол. Семён старательно скрипел пером. Купец очухался и заозирался.
— А? Что? — пробасил он.
— Помолчите пока, Артём Поликарпович, — попросил инспектор, продолжая разглядывать барышню.
Та подняла голову, собранная и готовая к бою. Я вновь восхитился ею, но на этот раз не внешностью, а умением держаться.
— Суд может и не поверить в вашу версию, — сказала она.
— Но может и поверить, — парировал инспектор. — Вы хотите сделать заявление?
— Да. Если я правильно помню, статья 462 или 463…
— Думаю, 463, — сказал инспектор. — По первой из них регламентируется только наказание за доставление средства к самоубийству, тогда как по второй — подговор к оному лица, не достигшего двадцати одного года, и, опять же, содействие. Максимальное наказание, конечно, сурово, но оно равно тому же минимуму, который полагается за убийство.
— Подговор ещё надо доказать, — задумчиво протянула барышня, явно соображая на ходу. — А за одно только содействие, плюс чистосердечное признание и раскаяние, максимума, полагаю, не должно быть.
— Это верно, — сказал инспектор. — Правда, статья всё равно будет 463.
Барышня кивнула, принимая информацию к сведению. Я хмыкнул. Тело утопленника лежало у нас в холодной, прямо под нами. Согласен, наша профессия предполагает изрядный запас цинизма, но такое жонглирование цифрами над трупом лично мне представлялось уже откровенным перебором.
— Маргарита Викторовна, — сказал я. — Не для протокола. Семён, не пиши. Вам брата хоть немного жалко?
— Очень жалко, — кивнула барышня.
— Но упустить возможность прибрать к рукам полмиллиона было бы ещё жальче, — уточнил инспектор.
— Полмиллиона? — переспросил я.
Барышня мелко кивнула, опасливо косясь на дядю, но тот, похоже, и сам пока не понял.
— Смерть брата приносила ей лишних двадцать пять тысяч, — пояснил вместо барышни инспектор. — Которые можно было бы получить и проще, прижав брата через посредника долговыми расписками. А вот если бы мы арестовали Артёма Поликарповича за доведение до самоубийства лица, оставленного на его попечение, или если бы он, с его-то импульсивностью, прослышав про следствие, подался в бега, то Маргарита Викторовна могла бы распоряжаться всем его предприятием.
— Паскуда, — зарычал купец. — Я ж на тебя все бумаги оформил.
— С седьмого октября? — спокойно уточнил инспектор.