"Маяк только один" – 2. "Маячный мастер"

Пётр в последний момент кинулся в комнату, сорвал со стены пластмассовый чёрный футляр с подзорной трубой — мой подарок на двадцать девять лет, незадолго до запланированной поездки на Белое Море — вернулся, перетащил чемодан через порог и на два оборота запер дверь, неудобно зажимая трубу под мышкой. Поправил зачем-то затоптанный плетёный коврик у порога. Смартфон в моём кармане пискнул СМС-кой — машина подана, поторопитесь, господа отъезжающие! Пётр подёргал дверную ручку, вздохнул и повернулся к родному гнезду спиной.

…Ну что, двинули?..

II

Онежская волна валяла «Клевер» с одного борта на другой. Работяга-буксир поскрипывает шпангоутами, потрескивает продольными балками набора, но продолжает исправно стучать стареньким дизелем. На дворе конец сентября, погода вот-вот испортится — небо затягивают низкие свинцовые тучи, насыщенные дождевой влагой, короткие злые шквалы бродят по озеру. Рулевой не сводит взгляда с наветренных румбов, высматривая приближающиеся полосы ряби — чтобы в нужный момент повернуть судно к ней носом. По палубе метлой проходится дождевой заряд, брызги летят из-под форштевня — и всё, шквалик остался позади, а впереди проглядывает между серыми грудами облаков бледное северное небо…

Поезд пришёл в Петрозаводск рано утром, и уже через полчаса они были в порту, задержавшись на несколько минут у местного супермаркета. Там Казаков оставил почти все деньги, не снятые с карточки — они тебе ещё долго не понадобятся, уверял Серёга. Кроме тощей пачки наличных, внутренний карман куртки оттопыривался от полиэтиленового, тщательно заклеенного от сырости скотчем пакета с документами — паспортом, дипломом, военным билетом, трудовой и всем прочим, что никак нельзя было оставить в запертой квартире. Корочки эти, необходимые в той жизни, из которой Казаков бежал сейчас, сломя голову, будут, по-видимому, совершенно бесполезны там, куда он направляется.

Хотя нет, не совсем. Предстоит ещё устраиваться на работу в этот самый природно-исторический (или историко-этнографический, кто их разберёт?) парк, носящий многозначительное название Бесов Нос. Узнав, что ему предстоит поступить туда, и не кем-нибудь, а маячным мастером, Казаков изрядно удивился — разве для этого он оставил не слишком благополучную, но всё же устроенную московскую жизнь ради того, чтобы киснуть в этой забытой богом дыре? Но — выбросил из головы эти мысли, стоило только «Клеверу» оторваться от петрозаводской пристани и выйти на большую воду. Ветер — сырой, стылый, пахнущий рыбой — наполнял его грудь, палуба мягко покачивалась под ногами, холодные брызги то и дело хлестали по лицу… честное слово, он едва сдержал слёзы, когда подумал — сколько же лет он был лишён всего этого? Да, пожалуй, с тех самых пор, как пропал Серёга, то есть года с 1994-го — поездки на Кипр и прочие морские курорты не в счёт, разумеется…

Собираясь, но упаковал самые нужные лекарства в коробку — получилось что-то очень уж много. Ну, а как иначе, если вот-вот стукнет шестьдесят?Серёга, однако, отсоветовал брать их с собой — вот увидишь, говорил он, всё это тебе не понадобятся. А рвать надо не только с прошлыми занятиями и привязанностями, но и с прошлыми недугами. После некоторых колебаний Казаков согласился — решаться так решаться, и будь что будет…

Оксане он тоже звонить не стал. Когда Серёга осторожно осведомился — есть ли у Казакова в Москве женщина? — он лишь скривился и неохотно признал что да, есть… но пусть здесь и остаётся. А он ограничивается посылкой СМС-ки с коротким, ничего не объясняющим прощанием.

Так что — пёс с ним, с отсутствием комфорта, доставки на дом и прочих благ цивилизации! Тягучие, липкие нити, пытавшиеся удержать его, затянуть назад, лопались одна за другой — и с каждой Казаков испытывал прилив сил, словно сбрасывал с плеч, с души сдуру взятый на себя груз — и теперь освобождался, наконец…