"Маяк только один" – 2. "Маячный мастер"

На работу, в останкинскую студию он ничего не сообщил — ограничился тем, что набрал Олега Мартьянова, предупредил, что сегодняшняя запись не состоится — и попросил передать, чтобы на него больше не рассчитывали. Ничего криминального в этом не было — студия по жадности директора-владельца работала исключительно по «серой» схеме, без договоров и трудовых, и даже зарплату стали переводить на карточку а не выдавать в конвертах всего года полтора назад. Значит — никому он ничего не должен, а что теперь упомянутому директору придётся спешно искать замену, чтобы не сорвать плотный график озвучек — ну так это ведь не его, Казакова, проблемы, верно?

— И вот здесь ты собираешься меня оставить? — Казаков скептически озирал близкий берег и каменистый мыс, на котором белела свежей краской башенка маяка. — Получше местечка, что ли, не нашлось?

Сергей покосился на собеседника. А ведь тот неискренен –нет в нём ни следа отвращения к онежскому пейзажу, которое он изображает. Не очень-то даже и старается — в голосе знакомые по той, прошлой, жизни интонации, ясно указывающие, что на самом-то деле имеется в виду нечто прямо противоположное сказанному. Нравится ему здесь, вот что — но положение обязывает. И приходится демонстрировать эдакий интеллигентский скепсис, заимствованный из восьмидесятых — когда они, по младости своей и недомыслию принимали подобные штучки за свидетельство широты ума и независимости личности. И неважно, что Сергей видит его насквозь — ноблесс облидж[1], хоть ты тресни!

Вообще-то, отметил в который уже раз Сергей, Казаков стремительно возвращался к манерам их общей молодости — и не заметно что-то, чтобы он этому противился. И хорошо бы это относилось не только к словесной иронии и неистребимому, демонстрируемому по любому поводу скепсису. Да что там –он словно моложе делается, хотя до Зурбагана с его воздухом, словно насыщенным чем-то, исключающим посторонние, принесённые извне недуги (замечено, услышано от мастера Валу и проверено на себе!), ещё очень далеко. Вот что значит вырваться из привычной обстановки, из осточертевшей рутины, отнюдь не способствующей как душевному, так и физическому здоровью…

— Угадал, именно здесь. Вот на этом самом мысу. Видишь, рядом с маяком домик смотрителя — там ты и поселишься! Только сначала заглянем кое-куда — ненадолго, недельки на полторы-две. Отдохнёшь, погреешься на солнышке, заодно и научишься кое-чему полезному. В море, опять же, искупаешься — там оно, считай крымское, или даже средиземноморское, как на каком-нибудь Капри.

На Капри, как и вообще в Италии Сергею бывать не приходилось — в отличие от Казакова, посетившего в конце восьмидесятых Венецию в качестве руководителя подростково-студенческой делегации. Но хорошо помнил, как тот же максим Горький сравнивал средиземноморский климат и море именно с крымскими — да и итальянские пейзажи Айвазовского крепко засели в памяти.

— Это в Зурбагане вашем, что ли? — недоверчиво спросил Казаков. Сергей спрятал усмешку — ему была понятно происхождение этой недоверчивости.

— Там, где ж ещё? А ребята пока приведут маяк в рабочее состояние — электрику подлатают, дизель наладят, ещё кое-что по мелочам… Опять же — надо тебе показать, как там всё устроено. На Бесовом Носу, я имею, не в Зурбагане.

— Да, с ним и так всё ясно. — пробурчал Казаков. — Жопа мира, хотя и довольно живописная — сейчас, осенью. Но я представляю, как тут зимой…

— Не хуже, чем на Валааме. — отпарировал Сергей. — Монахи сколько веков там живут — и заметь, без всякого электричества! А тебе меньше года тут предстоит провести, считай, испытательный срок. Вот увидишь, тебе даже понравится. Прикупим двустволку или там карабин нарезной — будешь зайцев по снегу стрелять, их на Бесовом Носу немеряно. В Зурбагане есть лавочка оружейная — знаешь, какая там роскошь по витринам да прилавкам! Бронза, стволы гранёные сталь, ремни из тиснёной кожи, ложи палисандровые — чисто стимпанк!

Смысл этого термина, очень популярного в двадцать третьем году и почти неизвестного в 1994-м, Сергей уже успел усвоить. Правда, «зурбаганский стимпанк» имел ярко выраженный оттенок произведений Александра Грина и выглядел — во всяком случае, в той своей части, которую успел разглядеть Сергей — куда симпатичнее миров наскоро пролистанных «Машины различий» Уильяма Гибсона, или пановского «Герметикона». И, конечно, лавка «Варфоломей Гизер и сыновья. Товары для охоты и путешествий», что на улице Полнолуния -он нисколько не сомневался, что тамошний антураж сразит старого друга наповал. Был когда-то в их словесных играх такой обязательный элемент: персонаж снаряжается для путешествия в другой мир, тщательно копается в оружейных каталогах (их роль выполняли, как правило, иллюстрированные справочники Александра Жука «Пистолеты и револьверы» и «Винтовки и автоматы», тщательно расписывали походное снаряжение… Теперь это предстояло Казакову в самой, что ни на есть, реальности — и Сергей даже немного завидовал старому другу.