Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь

А в 1924–1926 годах Шенгели пишет поэмы «Наль», «Девятьсот пятый» и «Пушки в Кремле». Поэма «Девятьсот пятый» рассказывает о первой революции, где сливаются в новогоднем карнавале государь-император, матросы с боя из-под Цусимы, лейтенант Шмидт, матросы с броненосца «Потемкин», участники баррикадных боев и другие известные лица российской истории. Вот выплывает в частушечном ритме из январской метели небезызвестный создатель христианского профсоюза «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», священник церкви Святого Михаила Черниговского при Санкт-Петербургской пересыльной тюрьме Георгий Аполлонович Гапон:

В черной рясе поп Гапон.
В нервном плясе бьется он.
Клик кликуши
Плещет в уши,
Ловит души
Лживый стон.
Черноглазый поп Гапон,
Весь заразой напоен,
У трибуны
Вьет буруны;
А драгуны
Длят свой сон.
Он прервется, этот сон,
Развернется лязг и звон:
Кинет скоро
В песню хора
Треск затвора
Поп Гапон…

Поэма мощными мазками рисует происходящие по всей России и даже за ее пределами (Мукден, Цусима) бурные события, наполняющие страну настроениями вызревающей впереди революции. Это еще отразится в русской поэзии и прозе – стихах, поэмах, романах, пьесах, в том числе и в таких поэмах Георгия Шенгели, как «Гарм», «Ушедшие в камень», эпическом цикле «Сталин».

В 1926 году Георгий Аркадьевич написал поэму «Пушки в Кремле», на которой под стать исторической надписи Василия Андреевича Жуковского, оставленной им на оборотной стороне своего портрета, подаренного А. С. Пушкину: «Победителю ученику от побежденного учителя», он поставил в подзаголовке к своей поэме о кремлевских пушках свою не менее историческую фразу: «Подражание Тарловскому». Между Шенгели и его молодым учеником действительно нередко возникали сюжетные переклички, хотя вряд ли решающее влияние в них оказывал младший на старшего, так как это Тарловский однажды заявился к Шенгели с фразой «Бей, но выучи!», но не Шенгели к Тарловскому.

Абсолютно не важно, похожа поэма Георгия Шенгели на аналогичную поэму Марка Тарловского или не похожа, но она у него получилась необыкновенно стройная и красивая, звонкая, как необычная симфония. «Пушки в Кремле» – это уникальная по своей поэтической ритмике поэма, выделяющаяся из ряда других своей густо насыщенной художественной образностью. Шагая по строкам этого удивительного произведения, невозможно удержаться от того, чтобы не повторять про себя сочные читаемые фрагменты:

…Пустынная площадь, покорная взорам, —
Ветров и туманов распахнутый форум:
Здесь консулы бури, сенаторы вьюг
В любой амбразуре сомкнули свой круг.
Пустынная площадь громадами встала:
Дворцы и казармы, стена Арсенала;
На выступе рослом омшаной стены
Вповалку лежащие пушки видны.
Их время в тяжелом порядке простерло,
И в камень вдавило глубокие горла,
И славой покрыло, и ярью ожгло,
И ветру открыло любое жерло…

Металл, из которого была отлита пушка, сначала использовался для отливки колокола, украшавшего праздники и отпевавшего похороны или же скликавшего людей на всенародное вече:

…Стонали канаты, скрипели стропила.
Я легкою стала, я в небо всходила,
Я в башне повисла на много веков,
Как медное сердце у розы ветров…

Потом этот колокол переплавили снова и отлили в великое множество медных кружочков, сделав эту медь «несметной и мутной монетой, в нещедрые числа нечисто одетой». И только спустя столетия эта груда монет была вновь переплавлена в печах и «пушкой воскресла на вольном ветру, декреты победы вручая ядру». Этой высокой нотой и заканчивается поэма Шенгели о пушках в Кремле:

Покрытая изгарью, пылью и потом,
Я верной подругой была санкюлотам,
Я взрыв обнимала, от страсти звеня,
И звали «Трубою Свободы» меня!..
Он верен – путь ветра, огня и металла:
Победой была я, и песней я стала,
И жребий всего, что есть в мире таков:
Стать песенным сердцем у розы веков!