Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь

В отличие от других пауз, являющихся мигом молчания, лейма является мигом напряженного молчания. Леймы встречались также и у русских классиков, «но, видимо, не осознавались как леймы». По-видимому, то же можно сказать о леймах в былинных стихах: «Ай ты славный v богатырь v святорусский…»

В изданном в 1921 году в Одессе «Трактате о русском стихе» Георгий Аркадьевич Шенгели писал: «Речь состоит из слов. Слова из слогов. Слог определяется обыкновенно, как единство гласного звука с окружающими его этимологически с ним слитыми согласными звуками. Но в стихотворной речи встречаются звуковые комплексы, не подходящие под указанные определения и все-таки равнозначные слогу. У Иннокентия Анненского в переводе Еврипидовой «Электры» в конце 3-го явления I акта есть двустишие:

Не вырвется ль у ней на наше счастье
намек какой… Довольно слова… Тс-с-с.

В «Годунове» есть стих:

Ш-ш – слушайте! Собором положили…

В «Онегине»:

Гм-гм, читатель благородный…

Лишенные гласных междуметия: ш-ш, тс-с-с, гм-гм в каком-то отношении равны слогу, замещают его. Фонетика говорит, что каждый согласный звук в отдельном произнесении приемлет после себя звук полугласный, славянский ер. Но полугласный слога не замещает».

«В своем отношении к стихам Шенгели тоже ни на кого не похож, – написал в своей работе «Смотритель Маяковского» Юрий Колкер. – Он был стиховедом, ученым, последним, может быть, настоящим преподавателем стихосложения, какие случались в Европе еще в XIX веке. Он был носителем культуры, которая уже окончательно ушла. Сегодня стихотворец не унижается до того, чтобы знать, каким размером он пишет. Романтический подход полностью вытеснил классицистический…»

Можно постоянно перекачивать сюда примеры стихов и стиховедения из книг Шенгели, показывающих, насколько это интересная наука, но лучше это изучать непосредственно по самим его учебникам и пособиям. Георгий немало оставил после себя брошюр, которые могут быть полезными для освоения искусства стихотворчества, основы которого здесь только обозначены. Более глубокому изучению могут помочь еще собственные стихи и поэмы Шенгели, которые красноречиво говорят о том, какими должны быть настоящие стихи, независимо от того, коротки они или даже очень длинные:

В комнате этой все живо и радостно мне.
Синяя карта широко висит на стене.
Мраморный глобус округло надулся в углу.

Клипер игрушечный выпрямился на полу.
А за высоким, пасхально промытым окном
Воздух гуляет и машет горячим крылом…

Но надо знать, что помимо овладения различными приемами поэзии, Шенгели писал еще и различные статьи, рассказы, пьесы, литературоведческие исследования и замечательные романы. Об одном из них – неоконченном романе «Жизнь Адрика Мелиссино» – уже было сказано в середине этой книги, но Георгием был написан еще один немаловажный роман – «Черный погон», созданный осенью 1927 года. Советская власть тогда с невероятной пышностью отмечала свою десятую годовщину, а Шенгели – находясь в вынужденном затворничестве и одиночестве (при полной почти, как он говорил, «одинокости»), – подводил свои итоги, сводя счеты с иллюзиями, которым он некогда всецело поддался, тихонько вдумывался в причины своих неудач и анализировал их следствия. При этом он писал уже упомянутый роман «Черный погон», причем не просто роман, но – «беллетризованные» мемуары, да еще и с подзаголовком «роман-хроника», который относится к числу так называемых «романов с ключом», где под довольно прозрачными псевдонимами выведены реальные люди и события, которые, как правило, имели место в действительности, хотя автор и комбинировал их потом в разных сочетаниях, нагружая характерами в соответствии со своей художественной задачей. К типу «романа с ключом» относятся такие книги, как «Сумасшедший корабль» Ольги Форш, «Алмазный мой венец» Валентина Катаева и ряд других произведений.

Октябрьская революция застала Шенгели в Харькове (в романе – это город Додонск), вскоре оккупированном германскими войсками.