Майами

Она направила нос катера на цель и толкнула рычаги, те выстрелили снарядом, который до сих пор лишь прикидывался лодкой. Это случилось очень быстро. Цель завизжала, приближаясь, увеличиваясь, пока Лайза не смогла разглядеть каждую деталь. Она встала на сиденье водителя, чтобы показать им, кто она такая, и увидела на лицах обоих узнавание и ужас, когда они поняли, что означает ее появление. Его лицо исказилось от паники, когда мозг вычислил курс на столкновение. Он смотрел неотрывно в ее глаза, застыв от страха на месте, словно глядел в свою собственную вечность. «Сигарета» была бомбой, а катер, на котором он стоял, бочкой с порохом. Он будет убит при столкновении, однако его кусочки окажутся сильно обгоревшими, пока долетят до воды. Его жизнь промелькнула перед ним, как это и было положено, и на всем ее протяжении играла музыкальная тема, которая была Лайзой Родригес. У него оставалось время разглядеть, какой красавицей она стала, лучше, чем в журналах, более соблазнительной, чем в рекламе, и намного красивее, чем тогда, в ванной, столько лет назад, когда он поставил печать на ее судьбу. Он открыл рот, чтобы издать крик обреченного, но, даже начав его, знал, что времени на его окончание у него не остается.

Лайза увидела, как открылся его рот, и в душе услышала его крик. Он стал бальзамом для той боли, прощением за все годы, когда она позволяла его преступлению оставаться неотмщенным. Однако пора было прыгать.

Чтобы насладиться смертью, ты должна жить. Она справилась с нервами и прыгнула через борт «Сигареты». Когда бак лодки Хосе столкнулся с бензобаком «Аронова» и оранжевый огненный шар взлетел в небо, Лайза Родригес находилась в безопасности, плывя в десяти футах под поверхностью Залива.

10

— Это невероятно скучно, — заявила Мери Макгрегор Уитни. Лица сотрудников, сидевших за столом в ее кабинете для совещаний, побелели. Обескураживающие слова дошли до их слуха. Все вокруг них было параферналией конечного этапа рекламной кампании — аудио-визуальные средства, снующие ассистенты, модели, старавшиеся сохранить свой томный вид среди атмосферы возбуждения и страха. Уайт, Уэлдинг и Бланкхарт выставили самые красивые ноги, делая презентацию изделий парфюмерной рекламной кампании «Индия», проводившейся под эгидой Уитни, и сейчас Мери Уитни топтала их.

Глава рекламного агентства тщательно выбирал слова.

— Разумеется, это просто идея, Мери. Я хочу сказать, что нам не обязательно идти этим путем. — Он махнул рукой в воздухе, как бы отбрасывая прочь презентацию, над которой он и дюжина его первых помощников провели шесть месяцев, а также и заманчивую сумму в миллион баксов. — Можешь ты нам хотя бы в общих чертах сказать, что не устраивает? — смиренно добавил он.

Мери Уитни барабанила пальцами по столу.

— Так я еще и должна поставлять тебе «творческие идеи», за которые я тебе плачу.

— Нет, разумеется, нет, мы можем удалиться и снова все обсудить. Хочется сделать как лучше. Но ты с таким блеском все…

Она знаком приказала ему умолкнуть.

— Идея для «Индии», — произнесла она медленно, словно тупому иностранцу, — заключалась в том, чтобы запечатлеть романтичность и изощренность далекой страны с древней цивилизацией и глубокое восприятие ее красоты. Индия раджей была роскошной, избыточной, таинственной, недосягаемой, и все же реальной. Фокус в том, что требуется извлечь этот экстракт, разлить по флаконам, упаковать и продать массе покупателей, которых заинтересует моя продукция. Ваша «Индия», мистер Бланкхарт, обладает душой и восторгом разбитного этнического ресторана на Бронксе. Ваша Индия, дорогой сэр, это даже не Мадрас, не говоря уж про Виндалу. Она обладает пикантностью и ароматом пудры «Карри», что продается в некоторых магазинах здоровой пищи для яппи на Медисон, ориентированных на хорошую работу кишечника. Если ваша «Индия» будет подделкой, мой дорогой, то ваша любовница окажется в глубоком дерьме.

Бланкхарт побледнел. Он нарывался на это. Вот и получил. И приходилось с этим мириться. Он нервно засмеялся. Может, любовница была треском от выстрела в тумане. Он очень надеялся на это.

— Может, тебе показалось, что индийские модели навязчивы? — сделал он еще одну попытку.

— Я ничего не имею против навязчивости, — фыркнула Мери. — Однако мне ясно одно: то, что очевидно для меня, не очевидно для вас. Эта кампания нуждалась не в груде неоперившихся, пришибленных, потерявших аппетит дверных ковриков женского рода, единственной добродетелью которых являются расовые карточки, которыми они щеголяют с рождения. Кто нужен этой кампании, так это звезда.

— Как… — Бланкхарт побледнел. Он оглядывал собравшихся за столом, отчаянно ожидая подсказки.

— Как Лайза Родригес, — гавкнула Мери Уитни в робком молчании. — Боже, вы когда-нибудь слышали про нее?

— Но она вроде… испанка, — пробормотал Бланкхарт, и его слова сорвались с уст прежде, чем он успел их обдумать.