Майами

— Так что, значит, с этих пор только чернокожие могут играть Отелло? Ну, ну, ну, убеждайте меня. Покажите, как я мало знаю. — Мери Уитни откинулась на спинку стула. Было забавно перебрасывать свой вес то туда, то сюда, и удивительно, какими покорными могли быть взрослые мужчины, коль скоро они у тебя в подчинении. В глубине души, однако, она размышляла, что, может, бесцветная презентация «Индии» пыталась своей невыразительностью сказать ей о чем-то. Сам факт, что Бланкхарт и его рекламная когорта не сумели найти необходимых красок, мог корениться в несостоятельности самой идеи, а не агентства. Разве Америка, где будут продаваться ее духи, интересуется Индией и знает хоть что-то про нее? Только десять процентов соотечественников побеспокоились о том, чтобы обзавестись паспортами, и порой она не может стыдить их за это. От лесов, где растут деревья с красной древесиной, до островов Нью-Йорка и вод Гольфстрима тут есть что угодно и на любой вкус. Зачем все эти утомительные путешествия вокруг Третьего мира, когда «Виннебаго» может прокатить тебя по первому, и «Колесо Фортуны» тебя никогда не подведет.

А кроме того вставал вопрос о запахе Индии. Когда она жила несколько дней возле Таджа в Бомбее, сущность Индии не казалась ей такой уж таинственной, роскошной и недосягаемой. Наоборот, она была откровенно биологической. Там все усилия тратились на то, чтобы меньше появляться на улицах, где приходилось отбиваться от мух и попрошаек.

При этой мысли она издала короткий, пронзительный смешок. О чем только она думала? Запах, именуемый «Индия»? Даже смешно. Видимо, она впадает в слабоумие. Ей уж тогда следовало бы назвать их «Ирак» и заработать кругленькую сумму на энтузиазме, поднявшемся вокруг «Бури в пустыне», как те музыканты из Лос-Анджелеса и звезды с репертуаром патриотических песен. Почему все эти дураки, сидящие за столом, не скажут ей об этом? Почему они готовы профукать миллион ее долларов на запах, название которого с таким же успехом могло быть и «Бейрут»? Ну, разумеется, она-то знала ответ, и в этом опять же была ее вина. Она являлась ансамблем из одной женщины. Такой всегда была и останется. Она любила видеть вокруг себя courtiers[11], а не советников, и в основном это сходило с рук, потому что она делала мало ошибок. И вот эта была одной из них. Но даже осознав это, она подбодрила себя. Мери Уитни подумала, что нет худа без добра. Миллион баксов был плановым цыплячьим кормом по сравнению со стоимостью основной кампании, которая могла бы оказаться большой миной. В непостоянном мире моды неудачи имеют обыкновение вызывать цепную реакцию. Если «Индия» была провальной идеей, то теперь настало время признать это и запахать ее на кляче.

— Знаете ли, о чем я подумала? — спросила Мери Уитни.

Они не знали, но все подались вперед, обратившись в слух.

— Я подумала, что «Индия» провальное название для духов.

— О, — сказал Бланкхарт. Воцарилось замешательство. Может, она шутила? Почти наверняка нет. Можно было сказать, когда Мери Уитни шутит, с такой же точностью, с какой можно определить, что тебя хлестнули плеткой.

Бланкхарт первым обрел присутствие духа.

— Должен признаться, что у меня-таки были сомнения… — робко начал он. Ему хотелось подстроиться под своего наиболее ценного заказчика, однако он сознавал, что таким образом открывает себя для обвинения в том, что не высказал своих соображений раньше.

— Чушь собачья, — отрезала Мери. — Впрочем, убыток нанесен, «Индия» мертва. Мне придется уйти от этой затеи и придумывать что-то еще.

— Что-нибудь испанское… если мы хотим использовать такую звезду, как Лайза Родригес? — предложил с умным видом Бланкхарт.

Мери Уитни внимательно посмотрела на него. Он напрягся, ожидая удара ее хлесткого словца. Однако удара не последовало. Она продолжала смотреть на него, а потом хлопнула ручкой «Картье» по столу из гондурасского красного дерева. Она поглядела вверх, на потолок, на четырехмиллионного Раушенберга, потом из окна на Сентрал Парк. Молчание было оплодотворенным. Мысль росла в голове у мегакутюрье. Чувствовал ли это Бланкхарт?

— Может, не так уж и плохо подойти к этой идее в целом с другой точки зрения, — медленно проговорила она наконец. — Пожалуй, нам следует начинать не с духов или их названия, а со звезды. Если мы заполучим Лайзу Родригес, то остальное уже превратится в детали. Она способна продать марсианам женские трусы, даже если у них тело построено по-другому. Это называется сексуальный фактор. Да, вот что мы сделаем. Мы заполучим Родригес. Мы подпишем с ней эксклюзив, скажем, на год, возможно, на пару лет, и это время она должна работать только на нас. Привязать ее. Мы должны заполучить в свою собственность лицензию на нее. А все остальное уже придет потом, с Лайзой, как осевой фигурой кампании.

Она поднялась.