Маята (сборник)

– Замордовали народ депутаты! Сами по заграничным курортам катаются, а ты мантуль тут за копейки. Я всю жизнь отпахал, а живу с женой в коммуналке, – жалуется он случайному прохожему. Потом включает мегафон, пробует звук:

– Раз, раз, раз… – и усиленным динамиком голосом перекрывает шум проезжавших по проспекту машин: Мы требуем отставки президента, роспуска Государственной думы, трехкратного повышения зарплат и пенсий!!!

Возвращающиеся с работы граждане отмахиваются от назойливого зазывалы. И тогда Фаза, выпятив цыплячью грудку, бросает им вслед:

– Вот так всегда вы: моя хата с краю. А если не мы, то кто?!

Два благоухающие жвачкой подростка в рваных джинсах, ветровках с капюшонами и вылезших сзади канареечного цвета футболках, – одинаковые, как близнецы, – подходят, берут листовки. Дорогой телефон в руках одного из них вопит на всю улицу:

"Мама говорит: это план тормозит. Малыш, в меру потребляй гашиш. Мама говорит: это план…"

Осенний ветер развивает свисающие из-под бейсболки со звездно-полосатым флагом сальные, давно не стриженые волосы Фазы, гонит по тротуару бумажный мусор, катится и грохочет по выбоинам асфальта пустая пластиковая бутыль из-под пива…

Любимцы Миниатюра

Кузя приковылял в троллейбусный парк на трех лапах, худой и облезлый, едва живой. Стали всем парком кормить заморыша и выхаживать. А месяцев через шесть, по весне, объявилась Лизка, юркая, лохматая и очень смышленая собачонка. Кузьма, превратившийся к тому времени в гладкого и вальяжного красавца, обнюхал незнакомку, вздохнул, почесал задумчиво за ухом задней лапой и… удалился. Через пару минут, однако, вернулся, помахивая хвостом и неся в зубах подарок, косточку из своего НЗ. И дама, как это обычно и бывает, перед галантным кавалером не устояла…

Щенилась Лизка в восьмой смотровой траншее. Место тихое, на восьмой стоит троллейбус-ветеран, выпускаемый из депо лишь по большим праздникам. На украшенном разноцветными шариками и искусственными цветами музейном экспонате катают по Невскому проспекту детишек и ветеранов Великой Отечественной войны. Один единственный народившийся щенок как две капли воды оказался похож на своего блохастого папашу. Назвали его в честь родителя, как и положено, Кузьмичом.

Первым от проявления Лизкиного материнского инстинкта пострадал главный инженер. "Главный" имел неосторожность заглянуть в полутемную траншею. Работа у него такая, всюду нос совать! Лизка, обежав его сзади, со сладостным стоном вцепилась зубами в аппетитно выступающую филейную часть наклонившегося руководителя… Но если бы только это! В тот злополучный день разъяренная мамаша порвала брюки старшего мастера ремонтной зоны и шикарную плиссированную юбку начальника АХО. Рабочих собачонка не трогала: от них привычно пахло водкой, керосином и табаком. Они первыми здоровались с Лизкой, и сразу же после лапопожатия доставали из необъятных карманов спецовок аппетитные бутерброды с "Докторской" колбасой.

– Усыпить! – приказал рассерженный директор, мужик не злой, но замотанный ответственностью.

Кузьмича забрала кондукторша Валя: немолодая, некрасивая и незамужняя. Лизку, скинувшись по полтинничку, стерилизовали. А потом, дождавшись хорошего настроения директора, послали к нему делегацию во главе с Татьяной Ивановной, начальником отдела Материально-Технического снабжения, и, по совместительству, защитницей всего живого. Хозяин даровал собаке жизнь, а нам радость…

Летом Кузя и его новая подруга день и ночь бегали по территории парка и спали там, где усталость с лап свалит.

Как только настали холода, в коридоре материального склада, у батареи отопления, специально для собак постелили старый ватник. Кузя сразу оккупировал теплое место. Выросшая на воле и страдающая клаустрофобией Лизка в помещение заходить побаивалась – ночевала под кустом, вырыв в снегу ямку. Как только Кузя отлучался на минутку по своим собачьим делам, Лизка тащила ватник со склада и заботливо расстилала его рядом с ямкой: "Мне без тебя не уснуть, любимый!". Но сибарит Кузьма всякий раз возвращал ватник в помещение, к батарее. И так – ежедневно. Ну, чем не люди?

А вчера Кузя отмочил очередной номер!

Выставили на улице, как и всегда, две миски: одна для Лизки, поменьше, другая большущая – Кузина. Он у нас парень крупный.

Свою миску Кузьма сразу же утащил к себе, подальше от входа. Поскреб вокруг тарелки кафельный пол, зарыл, значит. А сердце собачье меж тем волнуется: доносится до чуткого слуха аппетитное чавканье с улицы. Чем больше убывала каша в миске подруги, тем сильнее беспокоился Кузя. В конце концов, бесцеремонно оттолкнув Лизку задом, схватил он, лязгнув клыками по железу, полупустую посудину и утащил в помещение. То ли пожадничал, то ли выразил таким экстравагантным способом неудовольствие начинающей полнеть фигурой любимой.

Пришлось ежедневные пол-литра молока, выдаваемого мне за вредность, отдать Лизке. А этого жадину лишить "сладкого"…