Маятник

Ввели обвиняемых. Миронович выглядел заметно похудевшим, как-то враз постаревшим, но держал себя со сдержанным достоинством. Семёнова была в черном, наглухо застегнутом платье, с гладко подобранными волосами, глядела вокруг строго-вызывающе. Безак держался от нее обособленно, ни разу не посмотрел в сторону бывшей любовницы. Он был весь как-то по-особенному подобран и прям. Алексей Иванович с интересом рассматривал этого «сердцееда» и ничего примечательного, действительно сильного и выдающегося, не находил в его весьма заурядном облике.

Необходимая процедура рассмотрения кандидатур присяжных протекала чинно, вяло и заняла приличное количество времени. После выбора присяжных и назначения запасных членов жюри, на случай заболевания кого-то из основного состава, суд занялся установлением личностей обвиняемых. Тут всё прошло быстро, как говорится, без сучка. Далее суд приступил к заслушиванию списка заявленных сторонами свидетелей и экспертов и выяснению вопроса, является ли неявка некоторых из них уважительной и не влечет ли оная неявка невозможность приступить к рассмотрению дела по существу. Список получился огромным — почти девяносто фамилий.

Его обсуждение грозило затянуться надолго. Алексей Иванович, прекрасно знавший обрядность уголовного судопроизводства и неотвратимую последовательность его действий, первые часы процесса пребывал в состоянии полудремы.

Удача, видимо, сопутствовала новому суду, и товарищ прокурора Дыновский начал зачитывать длинное обвинительное заключение еще до первого перерыва. Читал он очень быстро, невнятно, голосом монотонным и невыразительным. Чтобы понимать все, произносимое обвинителем, требовалось слушать его с максимальным вниманием. Едва Дыновский приступил к чтению, в зале воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь звуком скрипевших стальными перьями секретарей.

По прочтении примерно половины текста обвинительного заключения утреннее заседание было прервано и объявлен перерыв до половины третьего часа пополудни.

Вечернее заседание началось с продолжения чтения обвинительного акта помощником прокурора. Затем начался вызов и заслушивание свидетелей обвинения.

Наиболее интересными в череде допрошенных оказались показания дворников дома № 57. Они добросовестно признались, что в момент убийства были пьяны, но этот момент обвинение постаралось обратить себе на пользу, сделав это поистине с грацией слона в посудной лавке. Обвинитель, допрашивавший Мейкулло и выслушавший его рассказ о попойке, многозначительно заявил:

— Если и нет прямых свидетельств того, что Миронович уходил из кассы очень поздно, то теперь мы видим, что возможность уйти незамеченным у него была!

Карабчевский тут же заявил протест, принятый судом.

Разумеется, зашла речь и о кровавых пятнах, которых не было обнаружено в прихожей кассы. Обвинение постаралось доказать, что поскольку крови в прихожей не было, значит, нападение никак не могло развиваться так, как это излагала Семёнова в своих признательных показаниях после добровольной явки.

Карабчевский не пропустил сказанное мимо ушей, а заявил буквально следующее:

— Защита намерена доказать, что следственная власть вообще не проводила осмотр прихожей.

Он заявил ходатайство о вызове для дачи показаний скорняка Лихачева и портнихи Пальцевой. В ходе их допроса Карабчевским эти свидетели рассказали, как осматривали прихожую вместе с Анисимом Щеткиным, хотя в тот момент в помещении кассы уже работали полицейские Рейзин, Дронов, Черняк и другие.

— Почему же на осмотр со свечкой в руках отправились случайные посетители: один скорняк, другая — портниха, третий — дворник?! — спросил, оборотившись к залу, Карабчевский. — Со стороны полиции тривиальная халатность, невнимание к деталям или неумение работать?

Николай Платонович взял многозначительную паузу и, как хороший актер, с негодованием на лице повернулся к столу обвинителей.

— Вероятно, обвинение считает приемлемым опираться в своих выводах на результаты осмотра, проведенного такими, с позволения сказать, «специалистами», но защита утверждает, что подобные свидетельства не могут являться основанием для вывода о том, что крови в прихожей не было. Возможно, это были мелкие брызги на стеновых панелях. Неспециалисту вполне простительно было не обратить на них внимания, ведь освещение было негодным, стена — старой, обшарпанной, а панели — в пятнах и неровностях.

«Браво!» — мысленно захлопал в ладоши Шумилов. Для обвинителя все произошедшее явилось полнейшей неожиданностью. Красиво начатая атака на признание Семеновой захлебнулась на ровном месте. Помощник прокурора явно растерялся. Теперь он не мог быть уверен и в прочих документах, на которые опиралась его линия: вдруг и в них при ближайшем рассмотрении откроются какие-то нюансы, способные полностью переменить их восприятие.

Объявленное вскоре окончание вечернего заседания явилось для обвинения радостным известием. Шумилову показалось, что Дыновский, услышав слова председателя об отложении на завтрашний день допроса свидетелей, вздохнул с немалым облегчением.