Майя

Судя по всему, сорок тысяч мельдов были лишь малой частью затрат Рандронота; похоже, владыка Лапана бросил все доступные ему средства на достижение своей цели. Как провинциальные правители расплачиваются с бекланскими властями, Майя не знала. Очевидно, Рандронот, понимая, что задолжал Леопардам и не сможет внести необходимую сумму, решил заделаться бунтовщиком и добиться свержения Кембри.

Ну, может, до бунта и не дойдет. Поддержать Майю, а не Мильвасену – это еще не бунт. Оказывается, от благой владычицы многое зависит. Глупости, до этого еще далеко, мало ли что может случиться. А вот сорок тысяч мельдов… Майе нужно было раздобыть всего тысяч восемь или девять, какую-то часть послать в Тонильду, Морке и ее дочерям (после смерти Таррина Майя часто об этом задумывалась). В конце концов, ей, выросшей в нищете, не хотелось отказываться от предложенной неимоверной суммы. А через месяц… «Вот через месяц и посмотрим», – решила Майя.

– А вашему повелителю надо отчет давать? – спросила она.

– Нет, сайет, ничего подобного не потребуется, – улыбнулся Секрон. – О расходах подобного рода обычно не отчитываются…

Сорок тысяч мельдов! Как только Сендиль отыщет Зан-Кереля, Майя стрелой помчится к возлюбленному, да еще и с приданым не хуже, чем у баронской дочери. А как только они из империи уедут…

– Понятно, – вздохнула она. – Что ж, пойдемте, У-Секрон, у меня в подполе схрон есть. Называйте имена, а владыке Рандроноту передайте, что я ему помогу.

70 Комета и весы

Два дня спустя, после ужина, Майя встретилась с посыльным, чтобы отправить деньги в Тонильду – значительную сумму, Морка такой в жизни не видела. Майя посоветовалась с Саргетом (впрочем, не упоминая о Таррине), и виноторговец познакомил ее с одним из своих поставщиков, который регулярно отвозил партии вина в Теттит-Тонильду, за двадцать лиг от Беклы. Путь занимал три-четыре дня – груженые подводы двигались медленнее пеших путников, – но Саргет попросил своего поставщика задержаться на день в Хирдо, чтобы съездить к озеру Серрелинда. Разумеется, Майя должна была оплатить дорожные расходы.

Морка, как и сама Майя, умела разбирать простые слова – ее покойный муж озаботился, чтобы жена и приемная дочь усвоили мудреную науку чтения. Майя решила приложить к деньгам послание для Морки и наняла писчего. Понимая, что о печальной участи Таррина уже известно, Майя сообщила только, что умер он быстро и без мучений. Потом добавила, что зла на Морку не держит, передала привет Келси, Нале, Лиррите и новорожденной малышке и призналась, что Таррин раскрыл ей тайну ее рождения.

Деньги и письмо она отдала знакомому Саргета, еще раз объяснила, как добраться до хижины Морки и заручилась обещанием, что он потом расскажет ей, как поживают ее названые сестры. Неожиданно в гостиную вбежала перепуганная Огма и, не обращая внимания на гостя, схватила Майю за руки и запричитала:

– Ой, сайет, там такое! Ох, вы бы видели! О великий Крэн, спаси и сохрани! Да что же с нами теперь будет…

– Да в чем дело? – раздраженно спросила Майя. – Чего ты так всполошилась? Успокойся немедленно.

– Там в небе такое… – всхлипнула Огма.

– Где? – ошеломленно спросила Майя. – Ты что несешь?

Огма упала на колени к ногам хозяйки:

– Ох, сайет, не сердитесь! Я не виновата, просто на крышу вышла, белье с веревки снять, а там… Все на улицы выбежали…

Похоже, и вправду что-то стряслось, решила Майя. Неужели народ взбунтовался? Или из Халькона дурные вести пришли? Она прислушалась, но ничего особенного не услышала и, пожав плечами, обернулась к гостю и попросила его подняться вместе с ней на крышу.

Вот уже два дня стояла пасмурная погода, необычная для середины лета; на севере и на западе горизонт затянули тучи. Сегодняшняя ночь выдалась ясной, и Майя, взглянув на небо, с криком отпрянула и вцепилась в парапет.

Северный небосклон заливало яркое сияние – ярче любой звезды, но какое-то расплывчатое, туманное, мерцающим маревом затягивая окружающее пространство; вниз от сияющего шара отходила тонкая дымчатая полоса, чуть наклоненная влево, как будто над далекими Гельтскими горами занесли обнаженный меч.

Майя, забыв о госте, встревоженно глядела в небо. Ее охватил непонятный страх; чуть погодя она попыталась умоляюще воздеть руки, будто человек, застигнутый катастрофой, но колени у нее подкосились, и она обессиленно поникла, прислонившись к парапету.

На крыши домов нижнего города высыпали люди; до Майиного особняка долетали неразборчивые выкрики, стоны и восклицания, молитвы и обрывки каких-то гимнов, сливаясь в какофонию невнятных звуков, будто где-то вдали проносилось испуганное стадо, – но странная хвостатая звезда величественно сияла в небесах, как знамение богов.

– Сайет, вам страшно, – негромко сказал знакомый Саргета. – Мне тоже страшно. Это недобрый знак. Леспа недовольна… Не тревожьтесь, сама по себе звезда вреда не принесет. Незачем стоять и с ужасом глядеть в небеса – это ничего не изменит.