Уж не знаю доченька, смог ли кто-то спастись из шляхты, сбежав из крепости по подземному ходу. Из собравшихся в Лысянке несчастных евреев, в том числе семьи Брухи и родственников Ашера, не выжил никто, опьянённые кровью гайдамаки с кличем:
»от Нухима до Баруха» их жестоко истребили, а весь город разграбили. Железняк собственноручно повесил в костёле ксёндза, еврея и собаку и потребовал прикрепить на них табличку: »Лях, жид и собака - вера однака!»
-Мамочка, а что действительно царица дала им такую грамоту?
-Маловероятно, чтобы подобный документ существовал на самом деле и был послан какому-то неизвестному голодранцу, врядли умевшему его самостоятельно прочесть. Тем более, что государыня, будучи здравомыслящим монархом, не послала бы гулять по соседствующей с Россией Польше, документ уличающий её в подстрекательствах к убийству польских граждан. После случившихся событий, стали говорить, что грамоту подделал игумен Мотронинского монастыря Мельхиседек, опекавший повстанцев, да и сама Екатерина позже скажет, что грамота была поддельной.
Взяв город, казаки выкатили из погребов бочки с вином и горилкой и во всю распоясавшись, праздновали победу, пили, жарили мясо, орали песни, делили награбленное.
Хана и Ашер, сидя в кустах, весь день оплакивали и молились за души убитых, а когда стемнело, выбрались из укрытия и пошли по дороге, надеясь добраться и спрятаться в Умани. Они шли всю ночь и к рассвету, крайне утомлённые, добрались до местечка Буки. Несмотря на раннее утро, у придорожного шинка корчмарь с домочадцами очень энергично грузились на подводы, так же намереваясь укрыться от бунтовщиков в Умани. Закупив кое-каких продуктов на дорогу, Ашер и Хана присоединились к ним.
Страх собрал у стен Умани тысячи семей шляхтичей и евреев. Город настолько был переполнен бежавшими со всей округи, что вновь и вновь прибывающим людям не было места в его стенах и они разместились вне стен двумя таборами, польским и еврейским, у Грекового леса.