Майкл Джексон. Добро пожаловать в Неверлэнд

Съемки «Волшебника» начинаются в октябре 1977 года. В фильме очень мало спецэффектов, практически все основано на сложном гриме, который приходится накладывать по нескольку часов. Исключение составляет лишь Дороти, которой практически не требуется сложный грим.

Все актеры просто ненавидят эту процедуру. На площадку нужно приходить задолго до рассвета, после чего нужно плюхнуться в кресло и стараться не заснуть, пока гримеры разукрашивают твое лицо. Майкл приходит в восторг, когда ему начинают подбирать грим. Режиссеру не нравится один вариант за другим. На то, чтобы подобрать Майклу подходящий образ, уходит несколько килограммов дорогостоящей косметики. Режиссер утверждает самый сложный вариант, наносить который нужно по четыре часа. Актеры сочувствуют несчастному ребенку, но Майкл в абсолютном восторге.

С помощью кисти и красок он становится совсем другим человеком, совершенно неузнаваемым. Каждая черта его лица изменена. Майкл пребывает в таком восторге, что просит гримеров научить его накладывать правильный грим.

– Где, черт возьми, гример Страшилы?! – кричит режиссер картины спустя пару недель после начала съемок.

– Она приходит к девяти, – бросает пробегающая мимо девушка-ассистент.

– А кто тогда грим Страшиле сделает, он что, сам должен часами страдать? – кричит режиссер, распахивая дверь съемочного трейлера. Там перед зеркалом Майкл сосредоточенно раскрашивает себе нос.

– Все нормально, мне это нравится, – спокойно отвечает Майкл Сидни Люмету.

В этом трейлере Майкл проводит больше всего времени. Он самостоятельно накладывает себе сложный грим, а иногда начинает примерять себе другие образы. Он надевает парики, примеряет пластический грим, приклеивает накладные усы и бороды. Его совершенно очаровывает это занятие. С помощью всех этих штук можно полностью избавиться от всего, что в себе ненавидел Майкл, – от собственного лица.

«Я всегда представлял себе, что буду играть в фильмах этакого элегантного героя, но грим, костюм и общение со съемочной группой в Нью-Йорке показали, какие чудеса может творить кинематограф. Мне всегда нравились фильмы Чарли Чаплина, а ведь за ним не замечалось ничего сверхэлегантного в дни немого кино. И мне захотелось взять что-то от его героев для моего Страшилы. В его костюме мне нравилось все – от угольно-черных ног до носа цвета помидора и устрашающего парика. Я даже сохранил белый в оранжевую полоску свитер и выступал в нем во время проката картины годы спустя».

(Майкл Джексон)

На площадке Майкла все вскоре начинают считать странным, чудаковатым ребенком-вундеркиндом. Ему уже исполнилось восемнадцать, на площадке полно людей младше этого возраста, но главным ребенком все равно все считают Майкла. Он гениально справляется со всеми поставленными задачами, имеет странное пристрастие к накладыванию грима (самому ненавистному всеми актерами процессу), но при этом почти во всем демонстрирует абсолютную беспомощность. В середине дня к нему приходит Ла Тойя и приносит обед в пластиковом контейнере, при этом в те разы, когда девушка не может прийти, Майкл просто остается без обеда. Ему просто страшно пойти в ближайшую закусочную или подойти к буфету, где всегда можно съесть пару бесплатных бутербродов и выпить горячий кофе. Иногда Майкл демонстрирует какие-то поразительные знания в определенной области, но иногда говорит полную чушь. В своей автобиографии он вспоминает, как на первой же сцене никак не мог правильно произнести цитату одного философа, которого он все время называл Сокрут. В первый раз это вызывает легкие смешки.

– Стоп. Начни сначала и скажи нормально, – кричит режиссер.

Все повторяется. Майкл уже без запинки произносит цитату Сокрута. Теперь уже вся площадка, включая операторов, смеется непонятно над чем. Работа стопорится, а Майкл продолжает висеть на шесте. В этой сцене он изображает пугало, над которым потешаются вороны. Сейчас он висит на шесте в сложном гриме и не имеет никакой возможности шевелиться, а все вокруг потешаются над ним.

– Сократ. Правильно – Сократ, – говорит кто-то внизу. Майкл опускает голову и видит перед собой темнокожего мужчину, который не смеется, но подбадривающе улыбается ему. – Квинси Джонс меня зовут, буду рад как-нибудь с тобой поработать, Майкл, – говорит он на незаданный вопрос Майкла.

Еще минут пять все продолжают смеяться, а затем все же удается отснять никак не получающуюся сцену.