Ему так хотелось избежать убытков, что, видимо, он сам поверил в собственное вранье. Конечно, а почему бы нет? Я с вами согласен, это стоит попробовать. Прием, старый как мир. Мой босс
хотел припугнуть правительство Британии еще одним крахом фондового рынка, если оно не
возьмет назад свою нефтяную компанию
стрит пророчит крахи и кризисы. Этот сюжет всплывает всякий раз, когда любое правительство
посягает на их карман. Но не они хозяева положения, и они не могут ни вызвать, ни
предотвратить какой-либо кризис.)
Позднее в этот же день, последний отчетливо запомнившийся мне день моего пребывания
в Salomon Brothers, я отмучил свою часовую лекцию перед 250 студентами учебных курсов.
Несчастные стажеры дошли уже до такой степени отчаяния, о каком можно прочитать в хрониках
XIV столетия, повествующих о нашествии Черной смерти. Они утратили всякую надежду и
решили, что раз уж все они обречены на увольнение, то можно и вести себя как вздумается. Так
что все как один обратились в отъявленных заднескамеечников. При входе в аудиторию мне
пришлось увертываться от бумажных снарядов, а потом в течение часа сражаться с полнейшим
безразличием к тому, что я рассказывал. Их совершенно не интересовала тема моего
выступления - «Сбыт облигаций европейцам». Единственное, что их занимало, - есть ли
возможность устроиться в лондонском отделении и не знаю ли я, когда их всех разгонят. Они
были совершенно убеждены, что только они одни были в неведении относительно того, что
творится в нашей компании. Что за бесподобная наивность! Их особенно злило и тревожило то, что Джим Мэсси (который толканул им такую же напыщенную речугу, что и нам) не заглянул к
ним, чтобы хоть что-то объяснить. Кто они такие? Всё еще работают на Brothers или уже нет?
Они промучились в неведении еще пару часов. В середине следующей лекции в зал
явился Джим Мэсси в сопровождении двух крепких мужчин, которые были похожи на охранников, хотя были всего лишь маклерами. Он пришел, чтобы огласить приговор этим несчастным
студентам. Но прежде, чем сказать то единственное, что все жаждали услышать, он с самыми
безжалостными подробностями поведал, как тяжело принимать решения об увольнении и
почему это должно сделать фирму более сильной и здоровой. И только в конце: «Мы долго
обсуждали судьбу подготовительных курсов... и мы решили... [долгая пауза]... не изменять
принятым обязательствам. Вы можете остаться!» Как только Мэсси ушел, класс принял более
или менее нормальный вид - ряды заднескамеечников поредели. Но на самом деле ничего
особенного этим бедолагам не светило: на торговом этаже вакансий не было. По окончании
курсов большинство выпускников стали клерками вспомогательных служб.
Вторник, 17 декабря 1987 года: премиальный день. Странный и примечательный день.
Впервые в своей истории фирма сняла потолок оплаты для работающих со стажем до двух лет.
Если бы этого не случилось, моя премия была бы не выше 140 тысяч долларов. А так мне
заплатили 225 тысяч, а со всякого рода пособиями (но кто же их считает?) аж 275 тысяч
долларов. Как мне сообщили, еще никогда прежде служащий всего через два года по окончании
курсов не получал таких деньжищ. Я получил больше, чем кто-либо другой из моего учебного
потока. Впрочем, последнее суждение было вполне бессмысленным. Более половины тех, с кем
я учился, либо ушли сами, либо их ушли. Теперь стало кристально ясно, что нужно только
терпение, только время, и фирма сделает меня богатым человеком. Если бизнес сохранится на
прежнем уровне, через год я получу что-то вроде 350 тысяч, еще через год - 450 тысяч, а еще
через год - 525 тысяч. И так далее. Прирост будет уменьшаться, но общая сумма будет расти и
расти, пока я не стану, а может, и никогда не стану, одним из директоров.
Но было немножко грустно и даже смешно, что фирма отказалась от правила о потолке
для новичков и заплатила отдельным служащим больше, чем когда-либо, именно в самый
скверный год за всю свою историю. В 1987 году фирма с капиталом 3,5 миллиарда долларов
заработала всего-навсего 142 миллиона. И эта цифра покажется еще более убогой, если
вспомнить, что чуть не до конца года штатная численность персонала была почти вдвое больше, чем всего три года назад. Почему же они решили так щедро мне заплатить?