Майор Барбара

Андершафт. Благодарю вас.

Казенс. Вы помните, что говорит Еврипид о деньгах и порохе?

Андершафт. Нет.

Казенс(декламирует).

Пусть тот или иной Соседа превзойдет оружьем и казной, И пусть мильоны душ людских томит броженье Бесчисленных надежд, которые им лгут И множат в них тоску, до срока отмирая, — Кто понял, как сладка простая жизнь земная, Тот — в днях, которые бегут, Отраду обретя, — уж тут Стал небожителем, не ведающим тленья.

Перевод мой, как вы его находите?

Андершафт. Я нахожу, мой друг, что если вы желаете уз­нать в жизни счастье, то должны сначала получить до­статочно денег, чтобы не нуждаться, и достаточно власти, чтобы быть самому себе господином.

Казенс. Звучит дьявольски неутешительно. (Декламирует.)

Ужель кому-нибудь не ясно, что вселенной Предвечный правит дух, что в мире неизменно Царит его закон и что предела нет Его могуществу? Людская мудрость — бред, Когда она молчит о воле Провиденья. Что может быть добрей, чем божья благодать? Мы, смерти не страшась, должны спокойно ждать, Что принесет нам Рок, и к Барбаре питать Всегда в душе своей любовь и восхищенье.

Андершафт. Вот как! У Еврипида упоминается Барбара?

Казенс. Вольный перевод. Там стоит — «красота».

Андершафт. Нельзя ли мне узнать, как отцу Барбары, на какие средства вы собираетесь вечно любить ее?

Казенс. Так как вы отец Барбары, то это скорее ваше дело, а не мое. Я могу прокормить ее преподаванием греческо­го, вот, пожалуй, и все.

Андершафт. И вы считаете, что она делает выгодную партию?

Казенс(вежливо, но упрямо). Мистер Андершафт, я во мно­гих отношениях человек сла­бый, робкий, пассивный, и здоровье у меня неважное. Но если я чего-нибудь хочу, то добиваюсь этого рано или поздно. Так и с Барбарой. Брак мне вовсе не по вкусу, я его просто боюсь, к тому же я не знаю, зачем мне Барбара и для чего я ей? Но у меня такое чув­ство, что жениться на ней должен я, и никто другой. Пожалуйста, считайте дело ре­шен­ным. Я не хочу навязывать вам свою волю, но к чему отни­мать у вас время и спо­рить о том, что неизбежно?

Андершафт. Это значит, что вас ничто не остановит, даже превращение Армии спасения в культ Диониса?

Казенс. Дело Армии спасения — спасать, а не препираться из-за имени того, кто нашел верный путь. Дионис или другой — не все ли равно?

Андершафт(вставая и подходя к нему). Профессор Ка­зенс, мне по сердцу такие молодые люди, как вы.

Казенс. Мистер Андершафт, насколько я понимаю, вы про­дувной старый плут, но вы импонируете моему чувству сарказма.

Андершафт молча протягивает ему руку. Они обмени­ваются рукопожатием.

Андершафт(настраиваясь на серьезный лад). А теперь к делу.

Казенс. Простите. Мы говорили о религии. Зачем перехо­дить к такому неинтересному и маловажному предмету, как дело?

Андершафт. Религия и есть наше дело в данную минуту, потому что без религии нам с вами не добиться Барбары.

Казенс. И вы тоже влюбились в Барбару?

Андершафт. Да, отеческой любовью.

Казенс. Отеческая любовь к взрослой дочери — опаснейшее из увлечений. Приношу извинения в том, что осмелился поставить свою вялую, робкую, пугливую привязанность рядом с вашей.

Андершафт. Ближе к делу. Нам нужно завоевать Барбару, а мы с вами не методисты.

Казенс. Не беда. Сила, при помощи которой Барбара пра­вит здесь, та сила, которая правит самой Барбарой, — не кальвинизм, не пресвитерианство, не методизм...

Андершафт. И даже не язычество древних греков?

Казенс. Согласен. Барбара верит на свой лад, вполне оригинально.

Андершафт(торжествующе). Ага! Недаром она Барбара Андершафт. Вдохновение она черпает в себе самой.

Казенс. А как, вы думаете, оно туда попало?

Андершафт(увлекаясь все больше). Наследие Андершафтов. Я передал свой факел дочери. Она будет проповедо­вать мое евангелие и обращать в мою веру...

Казенс. Как? Деньги и порох?

Андершафт. Да, деньги и порох. Свобода и власть. Власть над жизнью и власть над смертью.

Казенс(вежливо, стараясь свести его с облаков на землю). Это замечательно, мистер Андершафт. Вам, разумеется, известно, что вы сумасшедший?

Андершафт(с удвоенной силой). А вы?

Казенс. Форменный маньяк. Так и быть, владейте моей тай­ной, раз и ваша мне известна. Но я удивляюсь. Разве су­масшедший может делать пушки?

Андершафт. А кто, кроме сумасшедшего, стал бы их де­лать? А теперь (с удвоенной энергией)вопрос за вопрос. Разве человек в здравом уме может переводить Еврипида?

Казенс. Нет.

Андершафт(хватает его за плечи). Разве женщина в здра­вом уме может сделать пропойцу человеком или жалкую тварь — женщиной?