Майор Барбара

Прайс. Если б она слышала вас, мисс, она бы тоже об это пожалела. Но до чего же я счастлив! Какая это будет для нее радость, когда она узнает, что я спасен!

Андершафт. Могу я внести недостающие два пенса, Барба­ра? Лепта миллионера, а? (Достает из кармана два медяка.)

Барбара. Как вы заработали эти деньги?

Андершафт. Как и всегда, продажей пушек, торпед, под­водных лодок и моих новых патентованных ручных гра­нат «великий герцог».

Барбара. Положите их обратно в карман. Здесь вы не купи­те себе спасение за два пенса; вы должны заработать его.

Андершафт. Разве двух пенсов мало? Я могу прибавить, если ты настаиваешь.

Барбара. Даже двух миллионов было бы мало. Ваши руки в крови, и омыть их может только чистая кровь. Деньги здесь бесполезны. Возьмите их обратно. (Оборачиваясь к Казенсу.) Долли, напишите для меня еще одно письмо в газеты.

Казенс делает гримасу.

Да, я знаю, что вам не хочется, а все-таки придется напи­сать. Этой зимой мы не в силах помочь голодающим: все сидят без работы. Генерал говорит, что, если мы не достанем денег, придется закрыть убежище. На митингах я так клянчу у публики, что самой делается совестно. Правда, Снобби?

Прайс. Смотреть на вашу работу, мисс, одно удовольствие. Как вы этим гимном подняли сбор с трех шиллингов ше­сти пенсов до четырех шиллингов десяти — пенни за пен­ни, стих за стихом, просто удивительно! Никакому тор­гашу за вами не угнаться!

Барбара. Да, но все же лучше было бы обойтись без этого. Я, в конце концов, начинаю больше заботиться о сборе, чем о душах человеческих. Что нам эти медяки, со­бранные в шляпу? Нам нужны тысячи, десятки тысяч, со­тни тысяч! Я хочу обращать людей ко Христу, а не про­сить милостыню для Армии. Ведь я не стала бы просить для себя, скорее умерла бы.

Андершафт(с глубочайшей иронией). Подлинный аль­труизм способен на все, милая моя.

Барбара(собирает медяки с барабана в мешок; простосер­дечно). Да, не правда ди?

Андершафт иронически смотрит на Казенса.

Казенс(тихо Андершафту). Мефистофель! Макиавелли!

Барбара(со слезами на глазах завязывает мешок и кладет его в карман). Чем их кормить? Не могу же я говорить о вере человеку с голодными глазами? (Чуть не плача.) Это ужасно.

Дженни(подбегает к ней). Майор, милочка моя...

Барбара(выпрямляясь). Нет, не утешайте меня. Это ничего. Мы достанем денег.

Андершафт. Каким образом?

Дженни. Молитвой, конечно. Миссис Бэйнс говорит, что она молилась о деньгах вчера вечером, а она еще никогда не молилась напрасно, ни единого разу. (Подходит к воро­там и выглядывает на улицу.)

Барбара(которая тем временем вытерла глаза и успокои­лась). Кстати, папа, миссис Бэйнс здесь, она пойдет с на­ми на большой митинг и очень хочет с вами познако­миться, уж не знаю почему. Может быть, она вас обратит.

Андершафт. Я буду в восторге, милая.

Дженни(у ворот, возбужденно). Майор, майор! Этот чело­век опять здесь!

Барбара. Какой человек?

Дженни. Тот, который меня ударил. Ах, может быть, он для того и вернулся, чтобы вступить в Армию.

Билл Уокер входит в ворота, глубоко засунув руки в карманы и повесив голову, с видом игрока, проигравшего­ся дочиста; куртка его в снегу. Он останавливается ме­жду Барбарой и барабаном.

Барбара. Ага, Билл! Уже вернулись?

Билл(язвительно). А вы все болтаете, а?

Барбара. Да, почти все время. Ну что же, отплатил вам Тоджер за скулу бедной Дженни?

Билл. Нет, не отплатил!

Барбара. Мне показалось, что куртка у вас в снегу.

Билл. Ну да, в снегу. А вам так-таки нужно знать, откуда взялся снег?

Барбара. Да.

Билл. Ну так вот: с мостовой в Кеннингтауне. Я его унес на своей спине, понятно?

Барбара. Жаль, что вы не унесли его на своих коленях. Это принесло бы вам больше поль­зы.

Билл(невесело шутит). Я старался уберечь чужие колени. Он, знаете ли, стал коленями на мою голову.

Дженни. Кто?

Билл. Да Тоджер. Он за меня молился — с удобством молил­ся: я ему был вместо ковра. И Мэг тоже молилась. И все это чертово сборище. Мэг говорит: «Господи, сокруши его непокорный дух, но осени благодатью его сердце». Так и сказала: «Осени благодатью его сердце». А ее па­рень — тринадцать стоунов четыре фунта — всей своей тя­жестью в это время давит мне на голову. Смешно, а?