– Спасибо, Серега, – сказал я искренне. – В случае чего – за мной не заржавеет.
– Да ладно, – отмахнулся он. – Что поделать, если у человека – солнечный удар. А главное – с формальной точки зрения все в порядке. А самое главное, я тебе гарантирую: никаких «после войны разберемся»…
…Вот так и получилось, что через несколько часов, во второй половине дня, Линда вертелась перед большим, во всю стену, зеркалом докторши на втором этаже – уже в полной форме с гвардейским значком (наша дивизия стала гвардейской за Сандомирскую операцию), в аккуратных сапожках и пилотке; а в нагрудном кармане у нее лежала выправленная по всем правилам красноармейская кижка. Обмундирование ей не пришлось подбирать долго, она была высокая, ниже меня только на полголовы, крепенькая девушка, ничем не напоминавшая Дюймовочку, спортом занималась (велосипед и гребля на байдарке).
– Ну, и как впечатления? – поинтересовался я.
– Все очень необычно… Представляю, какое лицо стало бы у отца, если бы он меня увидел в форме русского гвардейца…
– Отругал бы?
– Честное слово, не знаю, – сказала Линда задумчиво. – Разве что за то, что я лезу в мужские дела – армия, по его представлениям, исключительно дело мужчин, а женщины допускаются разве что в роли сестер милосердия… а может, сказал бы: «Лучше с этими, чем с наци». Не знаю… Теодор, а меня будут учить стрелять?
– Если хочешь.
– Не хочется что-то…
– Ну, тогда не будут.
Я подошел к ней и сдвинул пилотку чуть набекрень:
– Вот это и есть гвардейский шик… Линда, мне кажется, ты чуточку сама не своя…
– Это от таких быстрых перемен в жизни. Я думала, ты подыщешь что-то более мирное, и вдруг – мундир, присяга… – Она открыто глянула мне в глаза. – Теодор, ведь присяга – очень серьезная вещь, ее полагается соблюдать, и изменять ей нельзя…
– Линда, – сказал я мягко. – Тебя ведь никто не неволил…
– Да, конечно. Просто… Просто все случилось так неожиданно. Я только сейчас подумала, что всю жизнь прожила, не принимая ничьей стороны, и вдруг, совершенно неожиданно приняла. И крайне серьезно: с военной формой, с присягой…
– Вот и молодец, – сказал я. – Сплошь и рядом в жизни в стороне не отсидишься. Особенно если ненавидишь наци.
– Теодор… Неужели после войны будет новая Германия?
– Обязательно, – сказал я. – Тебе ведь Вася давал читать газеты с выступлениями товарища Сталина?
– Давал…
– Вот видишь.
– Но после стольких разрушений и хаоса…
– Ты о Тридцатилетней войне что-нибудь читала?
– Конечно. У отца были книги.
– Вот видишь. В Тридцатилетнюю войну Германии пришлось в десять раз хуже. Мы и ее историю в военном училище проходили. И ничего, все как-то восстановилось. А потом пришел Бисмарк…
Про Бисмарка я ввернул нарочно, зная ее взгляды на эту персону. Подействовало, немножко повеселела. Спросила только:
– А как мне быть потом? Когда кончится война? Я ведь останусь солдатом…
– Недолго, – уверенно сказал я. – Вскоре после вой– ны начнется прямо-таки грандиозная демобилизация. Никакой официальной бумаги на сей счет нет, но ясно, что она будет. Армия военного времени слишком огромная, в мирное время попросту не нужна, да и не прокормишь… Вот под нее ты и попадешь.
Она улыбнулась, явно успокоившись, опять повернулась к зеркалу. К моему превеликому облегчению, она так и не задала второго вопроса, логически вытекавшего из первого: «А как у нас будет после войны?» Разрази меня гром, если я знал! Тут таилось столько сложностей, что голова трещала, не в силах их умес– тить…
– Ну что? – спросил я, когда она вдоволь налюбовалась собой – стойкий оловянный солдатик. – Помнится, кто-то мне эксперимент обещал? Служебных дел пока нет, свободное время отыщется. Ребята как раз на полигоне, стрельбу с ходу отрабатывают…
– Поехали! – живо воскликнула Линда. – Мне самой интересно…
Чтобы не пижонить лишний раз «Адмиралом», я взял «Виллис» из хозяйства Сабитова (от которого все это время шли редкие, краткие, но насквозь деловые радиограммы – как и от Мазурова). Когда проезжали мимо церкви, Линда привычно перекрестилась. Я давненько уж знал, что в церковь ей ходить можно, принимает ее церковь – впрочем, и наш дед Парамон в церковь ходил, и еще некоторые из знатких, – хотя были и такие, что церковь десятой дорогой обходили. Как и церковный причт – их.
Прошлой ночью она рассказала, как получилось, что ей это досталось. И это так походило на то, что порой случалось у нас в деревне, – даже легонькая оторопь брала. Видимо, иные умения, как и законы природы, одинаковы под любыми широтами. Угол падения равен углу отражения что в Африке, что в Гренландии, что в Рязани. Так и здесь…