Майор из Варшавы

– Да хрен с ними, с зубами! – Червенич опять потянул майора к двери.

– Ну уж и хрен!.. – весело рассмеялся пан Казимир. – А тебе не хрен? Сам-то сколько сидел там?

– Ладно! – махнул рукой Червенич. – Три минуты! Я у машины! – и, взмахнув рукой, он выскочил из приемной…

В кабинете пан Казимир притворил дверь спиной и, глядя на Лидию, приложил палец к губам.

– Что? – всполошилась Лидия. – Что случилось?..

– Невероятно!.. – Пан Казимир помотал головой и показал себе за спину. – Там же Васька Червенич, мой однокашник по юнкерскому.

– Это тот немец?..

– Да какой он немец!

– Ну и прекрасно! Вдруг он тебе поможет?

– Да?.. Черт, у меня и в мыслях не было… Он же меня в ресторан пригласил… Что, ехать?..

– Конечно!

– Так… – Пан Казимир сжал руку в кулак. – Ты права, надо ехать. Если что, ты меня не знаешь, я пациент по первому разу, ясно?

– Ясно… – Лидия улыбнулась. – Иди уж! У меня предчувствие. Хорошее…

– Да? – обрадовался майор. – Все, иду!

Пан Казимир толкнул дверь спиной и вышел из кабинета…

* * *

Пан Казимир стоял посередине зала. В углу, на небольшом возвышении пяток музыкантов старательно наяривали разухабистую «Розамунду», причем пианист ухитрялся в каждой паузе отпивать глоток вина, тут же возвращая бокал на уголок крышки, где тот ритмично вздрагивал и пускал вокруг яркие зайчики.

Ресторан «Европейский», обосновавшийся в таком знакомом пану Казимиру доме бывшего КИПа, стал «свойским» и теперь тонул в облаках папиросного дыма. Червенич презрительным взглядом окинул собравшуюся тут публику и бросил подскочившему к ним метродотелю:

– Бедлам! Веди в боковую…

Вдоль одной из стен тянулись задрапированные бархатом уютные кабинки, и там мягкая ткань хорошо глушила музыку. Червенич сам усадил пана Казимира за стол и, ласково заглядывая в глаза, спросил:

– Костенька, я голоден как волк, да и ты, наверное, тоже?

Пан Казимир улыбнулся и кивнул. Тут, скрытый от целого зала, он наконец-то почувствовал себя спокойно.

– Вот что, братец… – Червенич пальцем поманил официанта. – Тащи на стол все что есть! И водки, настоящей! Ступай, видишь, ждем!..

Выпроводил официанта, плотно уселся и восторженно, как будто только сейчас увидел, посмотрел на пана Казимира.

– На отца ты похож, Костя, страшно! Я тебя как увидел, борода, усы, вылитый генерал… Я остолбенел, а потом, как обухом, да это ж ты!

– Постой, постой… – пан Казимир сощурился. – Это когда ж мы с тобой последний раз виделись?

– Да осенью 17-го, когда в Кисловодске долечивались.

Улыбаясь, они молча смотрели друг на друга, и в этот момент появился официант. На столе стали возникать соленья, моченья и прочая снедь. Едва услужающий разлил водку по стаканам, оба выпили, и Червенич, закусив домашней колбаской, спросил:

– Костя, а помнишь, как мы первый раз ко мне на вакации ездили?

– Помню, Вася… – Пан Казимир подцепил на вилку маринованый грибок и понюхал. – Ну точно! Тот же запах. Маменька твоя грибы мариновала….

Лицо Червенича внезапно исказила гримаса, он стукнул кулаком по столу, стоявшая на краю рюмка свалилась, и звон расколовшегося стекла повис в воздухе.

– Выпьем… – звякая вздрагивающим графином, Червенич налил прямо в стакан. – Ты знаешь, Костя, я Гражданскую до конца прошел, и ночь, когда за последний краешек держались, в глазах стоит. Костры, женщины… Исход… И нас, как последний хлам, из России вон! Кто прямо у костра застрелился, а кому ненависть глотку перехватила, дальше – в Харбин… В общем, пока до Парижа доехал, дерьма по уши нахлебался…

Он говорил прерывисто, все увеличивая паузы и постепенно успокаиваясь. Наконец выдохся окончательно и как-то тихо, совсем по-другому, сказал:

– Костя, отец твой там умер. Еще в Чите. Сыпняк… – Червенич тронул майора за плечо. – Не суди его, Костя, он любил тебя…

– Знаю… – пан Казимир вздрогнул и, пересиливая себя, трудно с запинкой, сказал: – Помянем…

На этот раз молчание затянулось, и Червенич, видимо, догадавшись, что сейчас гнетет пана Казимира, спросил:

– У тебя, что… С немцами, не того?

– Вася, – решился пан Казимир. – Я польский офицер…

– Понял… – Червенич вскинулся. – Ты что, боишься, что тебя Васька Червенич германцу на тарелочке выложит?

– Да нет, предупреждаю, – пан Казимир усмехнулся. – У меня ведь и документы липовые, так что, сам понимаешь…

– Понимаю… – Червенич посерьезнел. – Имею один вопрос. Я думаю, отцовской фамилией ты тут не пользовался?

– Нет, конечно, – пожал плечами пан Казимир.

– Ну, тогда все тики-так! – расхохотался Червенич. – Я ж тебе, Костя, рекомендации прямо из Парижа выпишу, елки точеные!..

– Ну, если из Парижа… – махнул рукой пан Казимир. – Тогда пьем.

Некоторое время они молча выпивали, поглядывая друг на друга и улыбаясь, а потом Червенич, как-то сразу начиная пьянеть, рванул воротник мундира.

– Эх, Костя!.. Ты думаешь, если я в эту шкуру залез, так и забыл все?

Крючки не выдержали, мундир расстегнулся, сорочка выбилась наружу, и Червенич, почувствовав облегчение, неожиданно громко, в полный голос, запел: