Майская ночь, или Утопленницы

Жизнь, однако, складывалась так, что на побегушках вечно оказывалась она сама. Впрочем, к пятидесяти годам все устроилось: родные благополучно повымерли — и Наточка осознала себя вдруг единственной владелицей двухкомнатной квартиры и банковского счета.

Что еще нужно для счастья? Не знаете? Смысл нужен, смысл! Или хотя бы видимость смысла, что, собственно, одно и то же.

И подалась она, сами понимаете, в эзотерику. Йога не йога, но нечто подобное в восточном духе. Для начала гуру предложил ей упражнение по изгнанию из головы каких бы то ни было мыслей — и это оказалось именно тем, что надо. Непосильный гнет самостоятельного мышления страшил Наточку всегда.

После пары лет занятий глаза у нее стали как у младенчика — мысли из них выветрились окончательно. А поскольку возраст не позволял уже прикидываться девочкой-подростком, пришлось принять облик выжившей из ума бабушки.

Кстати, далеко не самый ужасный вариант старости. Как правило, начинается она с поиска виновных в том, что жизнь не удалась. Виновными оказываются все.

Наточке винить было некого и незачем.

— Ах, я такая наивная… — вздыхала она с притворной грустью, давая тем самым понять, насколько все вокруг испорченные и приземленные.

Вернуть ее в так называемую реальную жизнь не стоило и пытаться. Когда кто-нибудь из знакомых принимался спорить с ней об устройстве мироздания, он заранее был обречен на неудачу.

— Вы как дети, — ангельским нездешним голоском втолковывала она. — Вы видите только то, что видите. Вы ничего не знаете…

— А ты знаешь? — рычал незадачливый спорщик.

— Ах, никто ничего не знает… — отмахивалась Наточка — и на ее встревожившуюся было душу вновь нисходил покой. Магическая фраза мгновенно уравнивала всех со всеми, каждый становился подобен каждому — Наточка в том числе.

И было ей счастье.

* * *

Снежным мохнатым утром прошлого декабря Наточке случилось выглянуть в окно, выходящее на проспект, и никого не увидеть. Следы были, а вот людей не было. Не было и машин. В узеньком скверике, разделявшем асфальтовое полотно по осевой, кривились в причудливых позах черно-белые деревья.

Наточка выждала двадцать секунд, тридцать, сорок… Нигде ни души. Становилось все страшноватее и страшноватее. Наконец, не выдержав, выхватила из кармана халатика сотовый телефон и нажала кнопку наугад. В тот момент ей было все равно, кому звонить, — лишь бы услышать в ответ живой голос.

Гудок. Гудок. Гудок…

— Доброе утро, Наточка! — Голос был живехонек, даже несколько игрив и принадлежал мужчине.

— Петя!.. — ахнула она. — Что случилось, Петя?!

— А что случилось?

— Ни одного человека на улице…

— А ты разве не знаешь еще? — радостно удивился он. — Конец света был. Мы с тобой вдвоем остались…

Слава богу, сразу после этих его слов внизу проехала машина. Потом показался прохожий. Потом еще один. Потом сразу трое.

— А я, кстати, как раз тебе позвонить собирался, — как ни в чем не бывало продолжал обаятельный Петя. — Во-первых, с наступающим тебя — и-и… Слушай, ты не займешь мне красненькую до Рождества?.. Э-э, православного…

— Ах, я такая наивная… — покаялась Наточка, зачарованно глядя на мало-помалу оживающую улицу.

— Великолепно! — вскричал Петя. — Я знал, что ты не откажешь! Буду минут через пятнадцать…

* * *

И минут через пятнадцать он был. Скинул в прихожей дубленку и явился во всей красе: стройный, элегантный, подтянутый, в белом эстрадном пиджаке, только что без галстука-бабочки. А ведь ровесник, между прочим…

Переобулся в предложенные хозяйкой тапки, прошел внутрь.

— Да! — с удовольствием вымолвил он, оглядевши сияющую чистотой мебель, кружевные салфеточки и толстые витые свечи в керамических плошках. — Это, я понимаю, порядок…

Наточка даже зарделась слегка. Сбегала в соседнюю комнату и принесла из загашника пятитысячную купюру.

Следует, однако, заметить, что наивность наивностью, а дела Наточка вела расчетливо и юридически грамотно, иначе наверняка бы давно уже попалась на зубок охотникам за одинокими пенсионерами с обширным не по чину метражом. Подкатись к ней кто-нибудь с невероятно выгодным предложением, он услышал бы в ответ каноническое: «Ах, я такая наивная… Поговорите с моим адвокатом».

Петя — иное дело. Пете прощалось все вплоть до недавней хохмочки насчет конца света. Никогда не спорил — исключительно поддакивал. Сообщишь ему, к примеру, будто на юге области появились чупакабры (кроме шуток появились, сама слышала), — воспримет со всей серьезностью, кивнет и добавит, что, дескать, не далее как позавчера собственными глазами видел довольно крупную чупакабру на соседском дачном участке, правда, дело происходило поздним вечером — сумерки, разглядеть что-либо в подробностях сложно. Но очень похоже, очень…

Ну вот как, скажите, такому не занять?

— Сейчас — да, сейчас порядок, — вздохнула Наточка. — А вот пять лет назад, когда я только сюда въехала…

— Помню-помню… — кивал Петя, пряча купюру.

— Ты не поверишь! — говорила она, устремив на него доверчивые детские глаза. — Такая тут была отрицательная энергетика… Вся квартира ими кишела!