Читаем Майские ласточки полностью

Вертолет успел приземлиться. Несущий винт промолол последний круг, сгоняя с площадки снежную крупу. Из открытой двери в темноту выпрыгнул мужчина. Он расправил широкие плечи и, разминая ноги, направился к полосе света. Меховая шуба и высокая шапка-ушанка делали его великаном. Подойдя к костру, прилетевший бросил взгляд на толпившихся буровиков, которые оставались в темноте ему не видны, и тер руки над летающими языками огня.

По решительной походке и властной посадке головы Кожевников сразу узнал Деда.

— Где Кожевников? Мастер, хватит прятаться. Пора встречать начальство, — решительно сказал начальник управления, не сомневаясь, что среди встречающих должен быть и буровой мастер. — Докладывай о делах!

Кожевников одернул куртку, как перед строевым смотром. Вопросительно посмотрел на начальника управления. Он не сомневался, что Дед знал о делах буровой все, получил полную информацию и спрашивал не из праздного любопытства, а чтобы лучше понять самому.

— Готовимся опускать колонну.

— Давно пора.

— Мне виднее, — ответил резко Кожевников. Начальник экспедиции Эдигорьян и главный инженер Кочин, без сомнения, прожужжали все уши в вертолете Деду. Каждую минуту они должны выйти из темноты и включиться в перепалку. Помощи от них он не ждал, надеялся только на себя. Верил в свою правоту: спуск колонны нельзя ускорить ни грозными приказами, ни окриками, пока бригада не закончит бурение!

— Ну, ну, колючка! — добродушно сказал Дед, и бас его загремел на морозе мягче. — Показывай свое хозяйство. Погляжу, что вы здесь наковыряли? На спуске колонны поприсутствуем! Рад не рад, а встречай гостей!

И Дед широко зашагал к буровой вышке, проминая войлочными подметками унтов снег.

Догоняя начальника управления, заспешили за ним Эдигорьян, Кочин и рассыпавшейся стаей прилетевшие инженеры и начальники отделов.

Немного поотстав от общей группы, чуть прихрамывая, шел Иван Тихонович Очередько. Рядом с ним держался Олег Белов.

Красные языки костров высвечивали стоящую растопыркой буровую вышку причудливыми пятнами. Они прыгали, сносимые ударами ветра, словно ожившие чудовища, на настывших фермах металла, глыбах льда и острых пиках сосулек.

По дороге к буровой Кожевникова задергали вопросами. Он едва успевал отвечать начальнику экспедиции, главному инженеру, а на него снова и снова наседали со всех сторон начальники служб и отделов. Строго предупреждали бурового мастера перед ответственной работой и требовали соблюдения всех технических правил.

Дед упрямо шагал впереди и хранил молчание.

Расстояние от вертолетной площадки до буровой вышки Кожевников тысячу раз проверил, но сейчас он почувствовал, что выбился из сил. Еще немного — и упадет. Силой воли преодолевал усталость и шел вперед по истоптанному синему снегу.

В темноте с буровым мастером поравнялся Афган и пошел рядом, прижимаясь крепким плечом. Поддержка фронтового друга оказалась кстати.

Кожевников старался скорей достичь моста. На буровой он единственный хозяин, как капитан на крейсере или подводной лодке. Пускай попробуют ему возразить! Назубок затвержена инструкция:

«Работами по спуску колонн должно руководить одно лицо — буровой мастер, ответственный за спуск колонны согласно разработанному техническому плану».

Перед буровой вышкой Дед остановился. Решительным жестом приказал остановиться:

— Посторонним делать нечего. Не будем мешать буровому мастеру.

Спорить с Дедом никто не решился.

Аскеров Афган не отставал от своего сержанта. Сколько раз они вместе отправлялись вот так в разведку, уходили на разминирование проходов, переплывали на плотах и лодках через реки!

Кожевников строгим взглядом окинул работающих Владимира Морозова, Петра Лиманского, Петра Рыжего и Валерку Озимка. Он смотрел на них глазами Деда, придирчиво, не упуская ни одной мелочи. Подолгу останавливался на инструменте, запасных клиновых захватах, наборе муфт для утяжеления. Банку с графитом заменяла клеевая смазка. Все было подготовлено со знанием дела. Успокоившись, подошел к Владимиру Морозову и похлопал его рукой по плечу.

— Порядок! — снял с дощатой стены защитный шлем и надел поверх шапки-ушанки.

Впервые Кожевников почувствовал настоящую силу мороза. У земли он не казался ему таким сильным, как здесь, на высоте двора, у лебедки, ключей и инструмента. Он с укором посмотрел на Владимира Морозова, потом перевел взгляд на Валерку Озимка.

Буровик жестом показал мастеру, что пытался заменить верхового, но не вышло.

Кожевников не знал, какой скандал здесь закатил Валерка Озимок.

«Мороз сегодня большой, — сказал Владимир Морозов обращаясь к Валерке. — Градусов под сорок тянет. Ты отдохни, Валера, не выходи на работу!»

Верховой обиделся, решил, что его хотят отстранить от вахты не из-за мороза, а не доверяют при ответственном задании!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека рабочего романа

Истоки
Истоки

О Великой Отечественной войне уже написано немало книг. И тем не менее роман Григория Коновалова «Истоки» нельзя читать без интереса. В нем писатель отвечает на вопросы, продолжающие и поныне волновать читателей, историков, социологов и военных деятелей во многих странах мира, как и почему мы победили.Главные герой романа — рабочая семья Крупновых, славящаяся своими револю-ционными и трудовыми традициями. Писатель показывает Крупновых в довоенном Сталинграде, на западной границе в трагическое утро нападения фашистов на нашу Родину, в битве под Москвой, в знаменитом сражении на Волге, в зале Тегеранской конференции. Это позволяет Коновалову осветить важнейшие события войны, проследить, как ковалась наша победа. В героических делах рабочего класса видит писатель один из главных истоков подвига советских людей.

Григорий Иванович Коновалов

Проза о войне

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза