Майские ласточки

— Будут войска, товарищ сержант! — похлопал по плечу бурового мастера темпераментный Эдигорьян и провел рукой по колкой щетине бороды. — Не борода, а проволока. В Ереване меня все парикмахеры города так и называли: «Товарищ Проволока. Пять рублей давай, брить не будем. Убыток один. Точильщики за десять рублей не возьмутся точить бритвы!» Кожевников, привезешь мне лезвия. Жена передаст. Я ей письмо напишу, — он поправил на шее морской бинокль. — Чуть не забыл сказать. Суда с грузами вышли из Салехарда и Архангельска.

— Я остаюсь.

— Надо лететь, Павел Гаврилович. Дед вызывает по делу. Бригаду надо требовать. Мне лезвия привезете!

Кожевников с трудом выдержал двадцать долгих дней в Тюмени. Почти каждый день в управлении встречался с озабоченным сложными делами и думами об экспедициях Дедом.

— Я бригаду жду!

— Знаю, Паша. Будет тебе бригада. «Дайте только срок, — как говорится в одном известном стихотворении, — будет вам и белка, будет и свисток!» Помяни мое слово.

— Суда вышли с грузами. Надо разгружать буровой станок, железки.

— Беспокойный у тебя характер, Паша. Беспокойный. Как жена с тобой только живет?

— Терпит.

— Почитай телеграмму да не ершись. Суда стоят: одни не могут пробиться к Обской губе, а вышедшие из Архангельска затерло льдом. Ледоколы надо ждать!

— Дела! — вздохнул Кожевников. — Эдигорьяну жена лезвия передала. Надо доставить.

С той минуты, как Дед объявил, что бригадой буровой мастер будет доволен, и весело блеснул цыганскими глазами, Кожевников потерял покой.

Пришла вторая телеграмма в управление. Морские суда подошли к Харасавэю и встали на рейде напротив Шараповых Кошек.

Кожевников расстроился. Суда будут разгружать без его присмотра. Тракторы потащат буровую вышку в тундру по песчаной отмели, которую он измерил ногами и свернут ее в бараний рог. Не мог представить, как они осилят широкое русло реки. Казалось, что монтажники забудут вбить в грунт деревянные сваи под фундамент. Поставят вышку, а она завалится! Зря он тратил время в Тюмени, прогуливался по коридорам управления.

Кожевников прилетел на Харасавэй. Ступил на песчаную отмель и спокойно задышал. Добравшись до «Горки», огляделся. С трудом узнавал знакомое место, разбитую тундру. Бревна и доски пахли смолой, как в сосновом бору.

Плотники громко стучали топорами, складывая из квадратных брусков двухэтажный дом.

Но больше всего Кожевникова поразил огромный факел газа. Рядом пронзительно звенели турбины реактивных самолетов, как будто огромная гора на берегу моря с избой, балками готовилась в полет к облакам.

Пронзительно свистящие звуки напомнили буровому мастеру Тюменский аэродром, где он вдоволь налюбовался лайнерами. А ему хотелось поглядеть на вертолеты. К ним он питал особую слабость.

— Прилетел, командующий? — приветствовал бурового мастера главный инженер Кочин и, ломая спичку, закурил, отворачиваясь от ветра, чтобы донести прыгающий язычок огня до папиросы. Он был такой же широкоплечий, сброшенная с головы шапка-ушанка болталась за спиной, как капюшон малицы. Курчавые волосы на лбу расцвечены инеем.

— Как бригада? — нетерпеливо спросил Кожевников. — Прибыла?

— Прилетели. Рабочие вас знают, Павел Гаврилович. Помогают сейчас вышкомонтажникам, — главный инженер приподнял рукав куртки и посмотрел на наручные часы с календарем. — Пожалуй, через недельку и запуститесь!

— Ой ли! — озабоченно покачал головой буровой мастер. — Хорошо бы через недельку. А то и в сто неделек не уложимся! — посмотрел в сторону моря. На рейде стояли далеко друг от друга корабли.

Кочин перехватил взгляд Кожевникова и сказал с подъемом:

— Техника идет без остановки. Не успеваем разгружать. Такелажники с ног валятся. Всех кривых и больных бросили на разгрузку.

— Ну кривых не стоило бы! — пошутил Кожевников. — Надо проверять, кто умеет плавать.

— В этом есть резон, — закивал большой головой главный инженер. — Одна баржонка недавно перевернулась. Хорошо, что никто не утонул. Все «моржи» выплыли!

Кожевников быстро сбежал с высокой горы к морю. Шел отлив, и морские волны убегали от берега. Впереди неслись кулички, призывно посвистывая, буравя мокрый песок острыми шильцами.

Буровой мастер дал волю своим чувствам. При главном инженере Кочине он сдерживался, а здесь негодовал на Деда. Положение у него хуже не придумать. Бригада явилась на работу, а мастера нет. Обычно он встречал рабочих около буровой заботливым хозяином. Размещал но балкам, а потом приглашал в столовую. За завтраком, обедом и ужином, как выпадало, внимательно знакомился с рабочими, подолгу расспрашивал. Старался запомнить каждого бурильщика, помбура, верхового, всех дизелистов и слесарей.