Майский цветок

Наивный Ректоръ былъ тронутъ благородными чувствами Антоніо и, счастливый его словами, радъ былъ его поцѣловать. Положительно, у этого бѣсноватаго парня сердце доброе. Приходилось признать, что онъ сильно привязанъ къ брату, а также къ Долоресъ и къ ихъ ребеночку, маленькому Паскуало. Право, было жалко, что жены ихъ въ ссорѣ.

IV

Хотя заря встала ясная, однако по улицамъ Кабаньяля слышались раскаты, подобные громовымъ. Люди вставали съ постелей, обезпокоенные глухимъ и протяжнымъ гуломъ, похожимъ на грохотъ далекой грозы. Женщины, растрепанныя, полуодѣтыя, не протеревъ глазъ, пріотворяли двери, чтобы взглянуть, при синеватомъ свѣтѣ утра, на странныхъ прохожихъ, которые, безъ устали колотя въ свои звонкіе и разноголосые бубны, производили этотъ ужасный шумъ.

Ha перекрестки выходили самыя каррикатурныя фигуры, словно перепутался весь календарь и Страстная Пятница пришлась на святкахъ. To мѣстная молодежь ходила по рыбацкому кварталу въ грубыхъ костюмахъ традиціоннаго маскарада; и это жалкое переодѣваніе имѣло цѣлью напомнить забывчивому и грѣшному человѣчеству, что менѣе, чѣмъ черезъ часъ, Іисусъ и Мать Его встрѣтятся на улицѣ св. Антонія, противъ кабачка дяди Чульи. Издали, подобно стаду черныхъ мокрицъ, виднѣлись кающіеся въ громадныхъ остроконечныхъ колпакахъ, какъ у астрологовъ или инквизиторовъ, съ поднятыми на лбы матерчатыми масками, съ длинными черными прутьями въ рукахъ и, перекинутыми черезъ руки, длинными шлейфами савановъ. Нѣкоторые изъ кокетства надѣли ослѣпительно бѣлыя юбки, складчатыя и нагофренныя, изъ-подъ которыхъ виднѣлись рубцы слишкомъ короткихъ панталонъ и ботинки съ резиною, служившіе орудіями неописуемой пытки для громадныхъ ногъ, привыкшихъ безъ обуви ступать по песку. За ними шли «Іудеи», свирѣпыя маски, какъ бы сбѣжавшія изъ какого-нибудь скромнаго театрика, гдѣ даются средневѣковыя драмы въ бѣдныхъ и условныхъ костюмахъ. Одежда ихъ была та, которая въ публикъ извѣстна подъ неопредѣленнымъ и удобнымъ названіемъ «костюма воина»: много тряпокъ, вышивокъ и бахромы на туловишѣ; шлемъ съ ужаснымъ султаномъ изъ пѣтушьихъ перьевъ на головѣ; на рукахъ и ногахъ – грубая бумажная ткань, долженствующая изображать кольчугу. И, ради полноты каррикатурности и нелогичности, вмѣстѣ съ кающимися въ траурѣ и еврейскими воинами шли «гренадеры Дѣвы», здоровые молодцы, высокими шапками напоминавшіе солдатъ Фридриха II и одѣтые въ черные мундиры, на которыхъ серебряные галуны казались сорванными съ гробового покрова.

Было чему посмѣяться при видѣ такихъ необычайныхъ фигуръ! Но какой смѣльчакъ отважился бы на это при видѣ усердія, запечатлѣннаго на всѣхъ этихъ смуглыхъ и серьезныхъ лицахъ, вмѣстѣ съ сознаніемъ отправленія общественной службы? Кромѣ того, нельзя безнаказанно смѣяться надъ вооруженною силою, а какъ «Іудеи», такъ и гренадеры, охранявшіе Іисуса и Мать Его, обнажили все холодное оружіе, извѣстное съ первобытныхъ вѣковъ и до нашихъ дней, и притомъ всѣхъ размѣровъ, начиная съ исполинской кавалерійской сабли до крошечной шпаженки капельмейстера.

Между ихъ ногами шныряли мальчишки, восхищенные блистательными мундирами. Матери же, сестры и пріятельницы любовались, каждая со своего порога: «Царица и Владычица! Что за красавцы!»

По мѣрѣ того, какъ разсвѣтало и сіяніе зари переходило въ яркій свѣтъ солнечнаго утра, барабанный бой, трубные звуки, воинственный грохотъ литавръ становились громче, точно цѣлое войско заполонило Кабаньялъ.

Теперь всѣ отряды были въ сборѣ, и люди двигались рядами по четыре, вытянувшіеся и торжественные, производя впечатлѣніе побѣдителей. Они шли къ своимъ предводителямъ за знаменами, развѣвавшимся на уровнѣ крышъ, траурными хоругвями изъ чернаго бархата, на которыхъ были вышиты ужасные аттрибуты Страстей.

Ректоръ, по праву наслѣдства, былъ предводителемъ «Іудеевъ;" поэтому онъ еще до свѣта вскочилъ съ постели, чтобы облечься въ чудный нарядъ, весь остальной годъ сохраняемый въ сундукѣ и считаемый семьею за наибольшую драгоцѣнность дома.

Боже! какимъ страданіямъ пришлось подвергнуться бѣдному Ректору, съ каждымъ годомъ становившемуся пузатѣе и плотнѣе, чтобы втиснуться въ узкое бумажное трико!

Жена его, въ спустившейся на груди сорочкѣ, толкала его и дергала, стараясь запрятать въ трико его короткія ноги и толстый животъ; маленькій же сынишка, сидя на кровати, не спускалъ съ отца удивленныхъ глазъ, какъ будто не узнавая его въ этомъ шлемѣ дикаго индѣйца со столькими перьями и съ этой страшной саблей, которая при малѣйшемъ движеніи стукалась о стулья и о стѣны, производя чертовскій громъ.