Майский цветок

Ректоръ и остальные разсматривали корабли съ изумленіемъ и страхомъ. «Силы небесныя! Какихъ чудесъ ухитрились надѣлать люди! Самому маленькому изъ этихъ судовъ, – вонъ бѣлой канонеркѣ, что, вся во флагахъ и черныхъ шарахъ, плаваетъ промежду прочихъ, подавая сигналы, точно начальникъ, командующій отрядомъ, – стоило лишь прикоснуться къ ихъ лодкѣ, чтобы превратить ее въ щепы. А вонъ длинныя черныя бревна высунули носы изъ отверстій въ башняхъ! Что станетъ съ «Красоткой», если такое чудовище примется чихать?» И контрабандисты поглядывали на эскадру съ тревогою и почтеніемъ юнаго карманника, передъ глазами котораго проходитъ рота солдатъ.

Броненосцы удалились и исчезли на горизонтѣ, оставивъ по себѣ лишь клочки дыма, которые не замедлили пропасть среди безпредѣльной лазури.

Въ четыре часа пополудни смутно вырисовалась тѣнь какъ будто горбатой спины кита. Въ виду была суша. Антоніо хорошо помнилъ эту тѣнь: то былъ мысъ Mala Dona, передовой постъ берега.

Алжиръ находился налѣво.

Вѣтеръ все крѣпчалъ. Парусъ округлялся на гнувшейся мачтѣ; носъ опускался и поднимался, точно вѣжливо кланяясь разсѣкаемымъ валамъ, брызгавшимъ на него пѣною; и «Красотка», скрипя и разсѣдаясь, плыла очень быстро, какъ измученная лошадь, которая дѣлаетъ послѣднія усилія, зачуявъ близость конюшни и отдыха.

Уже спускались сумерки, и теперь на склонахъ мыса, неясныхъ вслѣдствіе отдаленія, вырисовывались новыя части суши, низкіе холмы съ бѣлыми пятнами, обозначавшими группы домовъ. Лодка шла все скорѣе, какъ бы притягиваемая берегомъ; но берегъ будто все отодвигался, подобно тѣмъ сказочнымъ волшебнымъ царствамъ, которыя убѣгаютъ по мѣрѣ того, какъ путешественникъ ускоряетъ свой шагъ.

Съ наступленіемъ ночи «Красотка» уклонилась къ юго-востоку, оставивши мысъ влѣвѣ, и пошла вдоль берега, весело подпрыгивая по мелкой зыби.

На прелестномъ темно-синемъ небѣ выдѣлялись зубчатыя очертанія суши. Съ земли доносилась горячая струя воздуха, какъ бы шедшая изъ нѣкоего таинственнаго жилиица, полнаго странныхъ ароматовъ; и поднималась луна въ своей первой четверти: настоящая луна легендарнаго Востока, очень тонкая, съ загнутыми рогами, – такая, какою ее изображаютъ на знаменахъ Пророка и надъ куполами минаретовъ. На этотъ разъ можно было сказать, что пріѣхали въ Африку.

Съ «Красотки» видны были скалы, о которыя билось море, огоньки прибрежныхъ селеній, слышны были крики мавровъ на поляхъ; a coвсѣмъ далеко, въ самомъ концѣ горнаго хребта, въ томъ мѣстѣ, гдѣ причудливымъ изворотомъ море какъ бы врѣзается въ середину суши, яркимъ блескомъ сверкало нѣсколько красныхъ точекъ.

Это былъ Алжиръ, позади небольшого мыса. Чтобы доплыть туда, понадобилось еще три часа. Огоньки умножались, какъ будто со всѣхъ сторонъ изъ земли полѣзло множество свѣтляковъ. Огоньки эти были разные, какъ по цвѣту, такъ и по яркости; цѣлыя сотни ихъ змѣистою линіей, вѣроятно, окаймляли дорогу вдоль берега.

Накбнецъ, повернувъ на другой галсъ, чтобы обойти мысъ, увидѣли городъ:

За исключеніемъ Антоніо, весь экипажъ остолбенѣлъ при этомъ зрѣлищѣ. «Силы небесныя! Стоило съѣздить хотя бы только взглянуть на это! Грао и его гавань противъ этого – просто дрянь».

По темнымъ к неподвижнымъ водамъ они входили въ обширный рейдъ; въ глубинѣ его открывался портъ съ зелеными и красными огнями при входѣ. За портомъ, уступами по холму расположенъ былъ городъ, бѣлый, не взирая на тѣни ночи, украшенный безчисленными гирляндами огней, какъ бы роскошно иллюминованный ради какого-нибудь праздника. «Вотъ ужъ не жалѣютъ газа!..» Пурпуровые огблески бѣгали по водѣ порта, какъ будто рыбы подъ водою развлекались пусканіемъ ракетъ; красные фонари сверкали среди лѣса мачтъ, изъ которыхъ однѣ были голыя, съ простотою купеческаго флота, а другія – украшены перекладинами и картечницами; вдалекѣ же, на набережныхъ, въ нижнемъ городѣ, вполнѣ европейскомъ, въ яркомъ заревѣ огня отъ кафешантанныхъ фасадовъ, видны были великолѣпные магазины и бульвары, кишѣвшіе черными фигурками прохожихъ и маленькими экипажами съ балдахинчиками изъ свѣтлаго полотна.

Хаосомъ звуковъ, слитыхъ и перепутанныхъ ночнымъ вѣтромъ, долетали до лодки музыка шантановъ, вечерняя зоря военныхъ трубачей, гамъ толпы, запружавшей улицы, крики арабовъ-водоносовъ, метавшихся въ гавани, – все тяжкое дыханіе заморскаго торговаго города, который, надѣлавши за день наихудшихъ злодѣйствъ ради денегъ, кидается на наслажденія съ разнузданной жадностью, лишь только наступитъ ночь.

Паскуало, оправившись отъ изумленія, думалъ о своемъ дѣлѣ. Онъ помнилъ наставленія дядюшки; пока матросы спускали парусъ и лодка ложилась въ дрейфъ, онъ зажегъ конецъ просмоленнаго каната и двигалъ этимъ красноватымъ факеломъ надъ своею головою, три раза пряча его за кусокъ холста, который держалъ передъ нимъ юнга. Онъ много разъ повторилъ этотъ сигналъ, устремивши взглядъ на самую темную часть берега. Антоніо и прочіе наблюдали съ любопытствомъ. Наконецъ, на сушѣ блеснулъ красный огонь: изъ «склада» отвѣчали: грузъ вскорѣ будетъ доставленъ.