Мак и его мытарства

Энрике Вила-Матас Мак и его мытарства

Посвящается Пауле да Парма

Помню, что я почти всегда наряжался бродягой или призраком. А однажды – даже скелетом.

Джо Брейнард. «Помню»

Enrique Vila-Matas

MAC Y SU CONTRATIEMPO

Copyright © 2017 by Enrique Vila-Matas

The Russian edition is published by arrangement with Enrique Vila-Matas c/o MB Agencia Literaria S.L.

© Богдановский А., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

1

Жанр посмертных записок, который в последнее время так вошел в моду, столь пленяет меня, что я подумываю сочинить книгу, выдав ее за посмертную и неоконченную, хотя она не будет ни тем, ни другим. Вот если я в процессе написания помру, то – да, она в самом деле станет последней, более того – оборванной на полуслове, и два эти обстоятельства, без сомнения, разрушат среди прочего и ту великую иллюзию, которую я намереваюсь подделать. Однако начинающий писатель должен быть готов принять все, а ведь я самый что ни на есть начинающий? Меня зовут Мак. И уже в силу своего статуса мне стоит сохранять благоразумие и выждать какое-то время, прежде чем очертя голову броситься в перипетии лже-посмертной книги. И опять же с учетом того, что я – начинающий, мне не пристало браться немедленно за сочинение этой последней книги или еще за какую-нибудь фальсификацию, а следует всего лишь день за днем писать – а там, как говорится, видно будет. И, быть может, настанет момент, когда я, сочтя себя более подготовленным, решусь попытать свои силы в создании книги, оборванной кончиной, исчезновением или самоубийством. А сейчас довольствуюсь лишь тем, что начал сегодня вести дневник, пребывая в полнейшем ужасе и не решаясь даже посмотреть в зеркало, чтобы не увидеть, как глубоко я втянул голову в плечи.

Как я уже сказал, зовут меня Мак. А живу я здесь, в квартале Койот. И нахожусь в привычном мире своей квартиры, где, как мне кажется, пребываю испокон веку. Сейчас слушаю музыку Кейт Буш, а потом поставлю себе Боуи. За окнами лютует лето, и Барселона готовится – согласно прогнозу – к резкому повышению температуры.

Меня зовут Мак, благодаря знаменитой сцене из фильма Джона Форда[1] «Моя дорогая Клементина»[2]. Родители смотрели эту картину незадолго до моего появления на свет, и особенно понравился им эпизод, где шериф Уайетт спрашивает старого бармена в салуне:

– Мак, ты был когда-нибудь влюблен?

– Да некогда было. Я все за стойкой стою.

Ответ старика привел их в восторг, и потому в один прекрасный апрельский день в конце сороковых годов я стал Маком.

Мак – здесь, Мак – там. Мак – для всех и для каждого. В последнее время меня уже не раз путали с компьютером «Макинтош». И когда подобное случается, я радуюсь как сумасшедший – потому, быть может, что, по моему мнению, лучше зваться Маком, чем моим настоящим именем – ужасным, по правде сказать, именем, навязанным тиранической волей деда по отцовской линии, – и неизменно отказываюсь произносить его, а писать – и подавно.

Все, что будет сказано в этом дневнике, я скажу себе самому, потому что больше читать его некому. Я нашел себе приют в этом личном пространстве, где, помимо многого прочего, хочу убедиться в правоте Натали Саррот[3], говорившей, что писать – значит попытаться выяснить, чту написали бы мы, если бы писали. Это – тайная хроника моей инициации, которая сама не знает, подает ли она признаки того, что уже началась. Однако полагаю, что да, что я в мои шестьдесят с лишним, двинулся по этой дороге. Полагаю также, что слишком долго ждал этой минуты, чтобы все потерять сейчас. Минута эта близится, а может быть, уже наступила.

– Мак, Мак, Мак.

Чей это голос?

Какого-то покойника, поселившегося у меня в голове. Предполагаю, это был совет не спешить. Но вовсе не поэтому я приторможу с ожиданиями. И голос этот не напугает меня, благо у меня по-прежнему имеется свой собственный. А знает ли он, голос этот, что уже два месяца и семь дней, с тех пор как рухнул наш семейный строительный бизнес, мне кажется, что я тону, а одновременно испытываю чувство невероятной свободы, словно закрывшиеся предприятия и прекращение платежей помогли мне обрести свое место в этом мире.

У меня есть причины чувствовать себя лучше, чем в ту пору, когда я зарабатывал себе на прожитье в качестве успешного застройщика. Но я вовсе не желал бы, чтобы это, с позволения сказать, счастье так же воспринималось бы окружающими. Я терпеть не могу хвастовства в любом его виде. Я всегда остро чувствовал необходимость жить как можно более незаметно. И отсюда – мое стремление при малейшей возможности затаиться.