Макамы

Как-то лунною ночью зашла далеко обильно дававшая мне молоко. Решил я тотчас отправиться в путь — поскорее сбежавшую вернуть. Схватил я копье и вскочил на коня, и конь галопом понес меня по голой пустыне, по лесистой долине. Но своей верблюдицы я не сыскал, хотя до самой зари скакал. Я прервал ненадолго свою ловитву только для утренней молитвы. Снова потом я в седло вскочил — и снова коня галопом пустил. Увижу след — скачу по нему, холм впереди — на него коня подниму, всадника встречу — расспрошу, но пропажи своей не нахожу, словно спешу к колодцу напиться, а в колодце вода для питья не годится. Приблизился полдень, зной палил, и приугас моих розысков пыл — в такой час и Гайлан[185] свою Мейй забыл. День был тени копья длинней, материнских слез горячей. Решил я от зноя укрыться и немного вздремнуть, прежде чем продолжить свой путь, а не то усталость свалит с коня и смерть неминучая настигнет меня.

Нашел я дерево густое и расположился в тени для постоя: как хорошо — и конь отдохнет, и всадник его до заката соснет! Но вдруг я путника заметил, который, наверное, то же место приметил — и путь свой явно к нему наметил. Вторженье чужого было мне неприятно, и стал я просить Аллаха, чтобы путника он повернул обратно, но потом решил о беглянке его расспросить — вдруг укажет он путеводную нить…

Когда ж подошел он ко мне поближе, я пригляделся — и с радостью вижу: сам шейх ас-Серуджи предо мной — с дорожной котомкою за спиной! И так он со мной приветлив был, что я о пропаже своей забыл: стал расспрашивать, как идут у него дела и какая судьба сюда его привела. Старец и глазом не моргнул — тут же в ответ стихи затянул:

Если хочешь узнать о моей ты судьбе,
Окажу уваженье, отвечу тебе:
Я скитаться из города в город привык —
И науку ночных путешествий постиг.
Посох — верный мой друг, а сандалии — конь,
Мой дорожный припас — что поймает ладонь.
В том краю, куда ноги меня приведут,
Мой приятель — удача, а хан — мой приют.
Никакие печали не давят мне грудь:
Я прошедшие дни не пытаюсь вернуть.
Ты поверь: потому моя поступь легка,
Что душа от тоски и забот далека.
По ночам так спокойно и сладко я сплю,
Потому что на сердце обид не коплю.
Все равно, из какого источника пить
И в какую ловушку добычу ловить,
Но дорога одна отвратила мой взор:
Я блага никогда не куплю за позор!
Избегаю я тех, кого клонит порок
Ради благ преступить униженья порог.
Лучше жизни лишиться, в могиле лежать,
Чем бесчестьем богатство себе добывать!

Потом Абу Зейд поднял взор на меня и задал вопрос:

— Неспроста отрезал Касир свой нос?[186]

И тут я знакомцу рассказал, сколько из-за вчерашней беглянки перестрадал. А он мне в ответ:

— Что пропало, о том и печали нет! Не ищи того, что потоком времени смыло, не гляди на то, что в этом потоке уплыло, пусть это даже золото было. С тем навек простись, что из рук ушло, чтоб оно твое сердце всю жизнь не жгло, даже если ушедший — твой брат родной или душе твоей друг дорогой.

Потом он спросил меня:

— Не пора ли нашу беседу прервать и немного поспать? Тела наши валит с ног усталость, но ничто так не снимет телесную вялость, как полуденный сон в разгаре лета, — давно испытано средство это.

Я ответил:

— Если хочешь спать, я не буду тебе мешать.

Улегся он, ноги протянул и словно бы сразу крепко уснул. Я же стоянку решил охранять и на локоть оперся, чтобы случайно не задремать. Но едва язык мой бездействовать стал, как и меня крепкий сон сковал.

Поднялся я с земляной постели, когда уже звезды ярко блестели. Абу Зейда рядом я не нашел, да и мой оседланный с ним ушел… Как Якуб[187] о сыне, я горевал и, словно Набига[188], в печали не спал. Я остаток ночи безмолвно сидел и с великой тоскою на звезды глядел. Все думал о том, как я вернусь, как я пешим домой доберусь. Когда улыбкой восток озарился, в пустынной степи верховой появился. Я несколько раз рукой ему махнул, давая знак, чтоб он ко мне свернул, но он пренебрег моим желаньем, усилив стократ мои страданья, — проехал важно в отдаленье, убив меня стрелою презренья. Но я поспешил за ним бегом: хотел, чтоб он взял меня вторым седоком. Его спесивость я стерпеть был готов, лишь бы вновь обрести желанный кров.