Макамы

Ужели меня продаешь ты сейчас,
Чтоб скудных припасов пополнить запас?!
Ужели твоя справедливость допустит,
Чтоб я от печали и горя угас?!
Измучен я страхом, терзаем тревогой,
И слезы потоками льются из глаз!
Ты часто меня подвергал испытаньям,
Советы мои принимал ты не раз;
Приманкой служил я тебе на охоте
И с крупной добычей являлся подчас;
Опасности мне покорялись послушно —
Тебя ведь не раз я от гибели спас!
Скажи, разве я от войны уклонялся
И не был святым для меня твой приказ?
Я ложь не подмешивал к чаше беседы
И стадо на поле обмана не пас!
Во мне ты не видел грехов и пороков,
И дружба моя — драгоценный алмаз!
А совесть позволит ли друга отбросить,
Как старый и рваный ненужный палас?
Ужель униженья теперь я достоин
И только товаром кажусь я для вас?
И ты почему не сберег моей чести,
Как я сберегаю твой тайный рассказ?
Ты вспомни царей, торговавших Сакаби[239]

, —Ведь каждый встречал неизбежный отказ!
Так лошадь ценили! А ты человека
Позорно на рынок привел напоказ!
Скажу я: какого сгубили героя,
Прекрасного духом без всяких прикрас!

Говорит рассказчик:

— Когда хозяин прислушался к его стихам и внял его удивительным словам, стал он так горестно вздыхать, что начали все вокруг рыдать. Потом он сказал:

— Этот невольник мне как родной сынок, словно моего сердца кусок! Если б мой дом не был теперь пустым, если б от очага моего поднимался дым, я бы не выпустил его из гнезда, пока не закатится жизни моей звезда. Видишь, как он кручинится от разлуки, как от горя кусает руки? Люди благочестивые добры и мягки душой, всегда они выполняют милосердия долг святой. Ради Аллаха, печаль ты мою развей, обещая расторгнуть сделку по первой просьбе моей. Не считай это трудным и не сердись — ведь об этом есть достоверный хадис[240]: «Если кто, раскаявшись, недействительной сделку признает, ошибки его Аллах недействительными считает».

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Я дал ему обещание — стыдно было бы отказать, но про себя подумал, что сделку не стану ни за что расторгать. Притянув к себе юношу, старик его крепко поцеловал и, обливаясь слезами, сказал:

Ты терзанья и страхи, мой друг, укроти,
Постарайся душе утешенье найти.
Быть недолго тебе у чужих взаперти —
Не промедлят верблюдицы встречи в пути!
Взор надежды к всевышнему ты обрати!

Потом он добавил:

— Не тужи, хозяина славного тебе я нашел!

Полы свои подобрал и ушел. А у юноши слезы все так же обильным потоком текли, пока старик не скрылся вдали. Когда же невольник от слез утомился и ливень его прекратился, он ко мне обратился и спросил:

— Как ты думаешь, почему я слезы лил?

Я ответил:

— Разлука твоя с господином гореванья и слез причина.

Он возразил:

— Нет, я в одной, ты в другой долине[241]! Разница велика меж оазисом и миражем в пустыне!

Потом продекламировал:

Не о разлуке горько мне рыдать
И не о том, кто мне отец и мать, —
Нет, о глупце, что всем глупцам под стать,
Разумной речи не хотел внимать!
Позора он не сможет взбежать,
Ему пропавших денег не видать!
Иль слов моих не смог ты разгадать?!
Свободный я, нельзя меня продать —
Ведь в имени намек легко понять[242]

!

Говорит рассказчик:

— Я сначала подумал, что это веселая шутка, но скоро от речи юноши стало мне жутко: он упорно настаивал на своей правоте и обвинял меня в слепоте. Мы стали сражаться: сначала словами, потом руками, и тогда дело дошло до суда. Судье мы суть дела прояснили и все по порядку изложили. Он сказал: