Помощник быстро с места вскочил, грозный вид на себя напустил и помчался вдогонку за беглецами, но вскоре вернулся, разводя в огорченье руками. Кади сказал нетерпеливо:
— Говори скорей, что тебе удалось разузнать, только не вздумай от меня ничего скрывать.
Помощник ответил:
— Обегал я все улицы и переулки, обшарил все закоулки, наконец у городских ворот их настиг — собираясь город покинуть, верблюда седлал старик. Я стал убеждать его сюда вернуться скорее, уверял, что он об этом не пожалеет, но старик не поддался на уговоры и продолжал свои сборы, сказав: «Тот разумен, кто вовремя уйдет. Береженого Аллах бережет!»
А жена настаивала: «Надо рискнуть и назад к судье повернуть. Знай, что трус потом всегда с досады кусает ус». Старик же решил, что глупость ее беспробудна, а смелость ее — безрассудна, ухватил покрепче жену за подол и ей такие стихи прочел:
Потом он сказал мне:
— Порученное ты старался исполнить честно, но видишь — настаивать неуместно. Так что ты восвояси ступай, а тому, кто послал тебя, такие стихи передай:
Кади промолвил:
— Да накажет его Аллах, сколь он искусен в обмане и остроумен в речах!
Потом, вручив помощнику два плаща шерстяных и кошель, полный монет золотых, он сказал:
— Беги со всех ног, не сворачивая с пути, они не могли далеко уйти. Пусть они без стеснения примут мое поднесение. Поэты всегда меня восхищают и сердце мое похищают!
И заключил аль-Харис ибн Хаммам:
— И больше нигде в целом свете чуда я такого не встретил и от тех, кто всюду бывал, ничего подобного не слыхал.
Алеппская макама
Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Неотступной страсти следуя слепо, потянулся я в город Алеппо[324]. В то далекое время плечи мои еще не давило зрелости бремя, не было у меня ни имущества, ни детей и я не затягивал исполненье своих затей. Коль на сердце легко, дорога недолго длится: я в Алеппо летел как птица. В этом городе сладостном я поселился и весенним пастбищем его насладился. Дни проводил я в делах, что от страстей исцеляют и желания утоляют. Наконец я познал удовлетворение и ворон разлуки прокаркал мне удаление. Тут же сердце мое неустанное и любопытство мое постоянное подсказали мне в Химс[325] отправиться, летние месяцы там провести, если мне город понравится, и его жителей заодно испытать: так ли они глупы, как мне приходилось слыхать. Поспешил я туда — быстро, как падающая звезда. Разбил я в Химсе свою палатку и день за днем вдыхал его воздух сладкий.
И вот однажды увидел я старика: ноша лет за спиной его нелегка, весна и лето давно позади, а стужа зимняя — впереди. Десять мальчиков тут же сидели, с благоговением на старца глядели. Я понял, что мне представился случай подойти и узнать, чему здесь ученые учат. На мое приветствие старец ответил любезно — видно, мое внимание ему показалось лестным. Сел я рядом, чтобы испробовать, какие плоды приносят его слова, и добраться до сердцевины глупости, которой полна его голова. А он на старшего мальчика палочкой указал и строго ему приказал:
— Без промедления ты сочини мне стихи прекрасные, чтобы каждое слово начиналось с глухой согласной.
Мальчик вскочил, как юный лев, и продекламировал нараспев: