Макамы

— Да поддержит Бог шейха. Этот человек пришел в наш дом и взял котенка пушистого, сноровистого, у которого от движения постоянного головокружение, как у пьяного, четко талия у него обозначена, кушаком вертящимся перехвачена, нежный голос он подает, возвращается быстро, когда убегает вперед, и длинный подол за собою влечет. Этот котенок слабогрудый, в талии тонок, ростом с морковку. Оседлую жизнь он предпочитает, но бывает — и в путешествие уезжает; что на хранение получает — всегда возвращает. Заставят его двигаться — бежит во всю прыть; когда попросят — тянет длинную нить. Костяной он и деревянный, всем полезный, для всех желанный, как во времени предыдущем, так и в грядущем.

А другой возразил:

— Это правда, пусть поддержит Бог шейха! Я поступил так потому, что он отнял у меня

Владельца множества сынов —
Отполированных зубов,

Счастливейшего из отцов —
Ведь каждый сын помочь готов!

С утра найдешь его в трудах:
Он то повиснет на усах,

А то гуляет в волосах,
В седых и в черных бородах.

Он тонок, ловок, деловит,
Что спутано — разъединит,

В кого он зубы ни вонзит —
Тот радостно благодарит.

Я сказал первому юноше: верни ему гребешок, тогда он вернет тебе веретено.

ШИРАЗСКАЯ МАКАМА (тридцать вторая)

Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Когда я возвращался на родину из Йемена, присоединился ко мне по дороге один спутник. Мы ехали вместе три дня, потом меня Неджд к себе потянул, а его глубокий дол умыкнул, я стал подниматься, а он спускаться, я на восток, а он на запад решил податься. Мной завладела дорога неровная горная, а им — дорога низинная торная. Богом клянусь, с этим спутником расставание принесло мне жестокие страдания: был красив он и строен — приятно взглянуть! — и своим совершенством скрашивал путь, и после его удаления я долго испытывал огорчение. Какие удары ни наносила бы мне судьба, я все время в мыслях его себе представлял и каждый миг его вспоминал.

Я не чаял, что рок его сохранит и опять нас соединит. Но когда однажды я приехал в Шираз, вошел ко мне пожилой человек — бедность лицо его запылила, время соки его иссушило, болезнь согнула его копье, нужда затупила острие, в его глазах отражалось ума помрачение, а в одежде — крайнее унижение. Съела нужда его зубы, высохли десны, обветрились губы, ноги запачканные, босые, руки потрескавшиеся, больные. Этот человек приветствовал меня; взору моему он был противен, но я ответил на его приветствие.

Он сказал:

— О Боже, помоги нам выглядеть лучше, чем мы кажемся с первого взгляда!

При этих словах я постарался разгладить морщины своего лица, раскрыл ему свои уши и сказал:

— Ну, продолжай!

И он продолжил речь:

— Мы с тобою ведь вскормлены грудью одной и связаны крепкой уздой. Ибо кто тебя любит — тот и родной; узнавать же друг друга — обычай святой!

Я спросил:

— Мы с тобой из одного города или одного племени?

— Нас чужбина соединила, дорога сроднила и подружила.

— Какая же нас дорога связала, на единую нитку нанизала?

Он помолчал немного и ответил:

— Йеменская дорога.

Я воскликнул:

— Так ты Абу-л-Фатх Александриец?

— Да, это я.

— Я тебя не узнал, не скрою. Как ты похудел! Что случилось с тобою? Расскажи мне все о твоем положении — быть может, найдем решение для его улучшения?

И он поведал мне:

— Я женился на женщине красивой, но злой; она — как навозная куча, поросшая сверху травой. Я дочь от нее имею, о ней горюю, ее жалею. Мое имущество жена погубила дотла и воду юности моей пролила.

Я спросил:

— Что же ты не дал ей развод, чтоб отдохнуть от этих невзгод?

Говорит автор макам:

Он сделал непонятный мне знак и прочел стихи, которые я запомнил, но здесь не привожу.

ХУЛЬВАНСКАЯ МАКАМА (тридцать третья)

Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Когда из хаджжа возвращался я в караване и сделали мы остановку в Хульване, я сказал своему слуге:

— Надо с дороги голову мне побрить и тело помыть. Подыщи-ка баню, куда нам пойти, и цирюльника постарайся найти. Пусть баня будет изрядная, просторная и опрятная, пусть дух в ней будет не спертый, а свежий, и вода пусть кожу не жжет, а нежит. Пусть у цирюльника будет рука легка, бритва остра, одежда чиста и язык не слишком болтлив.