Макароны по-флотски

Ослов в училище (конкретных непарнокопытных, а не ослов вообще) было два. Точнее говоря – ослиц. Или ослих? Их звали Машка и Светка. Ежедневно, в любую погоду, независимо от праздников и выходных, они исправно выполняли стандартную боевую задачу: вывозили в бочках пищевые отходы с камбуза на свинодром. Рядом с телегой дефилировал специально выделенный для сопровождения матросик с кадровой роты. Если матросика почему-либо не было, ослицы без проблем доставляли жрачку свиньям самостоятельно, поскольку за годы вызубрили фарватер наизусть. В свободное время Машка и Светка без дела шлялись по необъятной территории, обгрызая пышную зелень газонов и наш незабвенный розарий. Неухоженные копыта были загнуты вперёд и вверх, как тапки у Аладдина. Лет через пять после описываемых событий Светку всё же застрелили в карауле при примерно схожих обстоятельствах.

В данный момент перед очами Тима находилась Машка. Грустные ослиные глаза располагали к философии и диалогу. Тим выкурил-таки сигаретку, почесал шершавый машкин нос и сказал дружески:

– Ладно, чмо вислоухое. Чего стоять, пошли вместе.

И пошли – тибетские странники – по маршруту, согласно табелю постам, проверяя по пути замки и печати. Тим подойдёт к двери, посветит тусклым лучиком на слепок, и Машка тоже смотрит, убеждается... До смены оставалось чуть больше часа.

И тут Тима пронзила гениальная мысль: а чего это я пешком хожу, аки дервиш, когда транспорт – вот он, рядом?

– А ну, Марья, стой так.

Тим забросил автомат за спину и лихо взгромоздился на покатую ослиную спину с упрямо выпирающими позвонками. Малость, конечно, непривычно без седла-то, а всё ж... Тем более что Тим до этого верхом вообще никогда не ездил – что с седлом, что без. Взял автомат, как предписано Уставом – на грудь, легонько пришпорил пятками рысака, опустил воображаемое забрало и произнёс голосом Айвенго:

– Н-но, родёмая!

Теперь дело пошло веселее. Новоявленный Росинант быстро усёк особенности нового маршрута, и управлять им было несложно. Машка возила Тима от объекта к объекту, останавливаясь точно перед нужными секретными дверями, а бдительный Тим, не слезая, проверял печати.

И вот, трусит, значит, Машка с этим рыцарем печального образа на спине от фонаря к фонарю, от склада к складу, как вдруг ржач из темноты – приглушённый и сдавленный, но всё же ржач. И обрывок фразы: «…ну, блин, Буцефал!..» Тим пришпорил скакуна на звук и смело проорал во мрак предписанное Уставом «стой, кто идёт».

Это были не искатели Святого Грааля и не гяуры-иноверцы. Это были начальник караула с дежурным по училищу.

Они оба – плюс сопровождающий караульный – лежали ровным рядком на газоне и в тихом экстазе дрыгали ногами. Ланселот озадаченно почесал в затылке, ловко спешился, перехватив автомат, и бодро доложил – благо рожу в темноте плохо видно:

– Товарищ капитан первого ранга, часовой третьего поста старшина второй статьи Тимченко. На посту без замечаний.

И тогда они совсем задохнулись в икоте.

Сидеть бы Тиму на знаменитой севастопольской гауптвахте со всеми вытекающими, но развеселившийся дежурный по училищу хлопал себя по ляжкам, приседал и не унимался:

– Ну… едрёптыть!… меня ещё никогда в жизни никто… так… не смешил! Гы-гыыы!..

И ушли обратно в караулку, громко и неприлично фыркая в темноту. А Тим побрёл дальше – печати проверять. Уже пешком. Верная Машка печально постукивала копытцами чуть в стороне. В отличие от Тима, она тяжело переживала конфуз. Ослы – они ведь всё-всё-всё понимают, и извилин у них куда больше, чем, например, у кенгуру. И даже чем у некоторых малокопытных двуногих.

ДАША СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ

Про Севастополь всегда говорили (да и сейчас, наверно, говорят) – город камней, бляdей и белых бескозырок. Что есть, то есть. Конечно же, это не про всех подряд, но! – народный фольклор никогда не врёт.

А когда-то писал Лев Толстой о героине первой обороны Севастополя, о Даше Севастопольской... Продав всё своё нехитрое барахло, она накупила ткани и пустила её на бинты. В кислом пороховом дыму, под свист пуль и ядер, под душераздирающие стоны раненых и умирающих носила воду на позиции и бастионы, чтобы напоить бойцов, и отвага её, взращённая необъятной широтой русской души, не понятной французам и англичанам, стала эталоном, синонимом русской женщины-солдатки, отважно идущей вслед за отцами, мужьями и братьями в бой, когда на Родину нахлынет чёрная туча войны...