Макароны по-флотски

Вообще-то он нам не командир. И правильнее было бы к нему обратиться «товарищ капитан второго ранга». Но он – командир корабля. К тому же крейсера. Поэтому подчёркнуто-уважительно: «товарищ командир». Он на этом грозном плавучем городе ответственный за всё. На нём такой груз лежит, что…

В общем, «товарищ командир».

– Шрамы-то на спине сошли, нет?

И улыбается игриво.

Вообще нашего брата-головастика на флоте уважают и даже побаиваются. Эксплуатация спецоружия – вопрос нешуточный. У нас высокие и жёсткие требования, у нас полномочия. С нами шутить не принято. Вон, 89-я бригада ракетных катеров разок пошутила – и всё, больше не шутят, теперь серьёзно относятся. После всепроникающего пистона в приказе командующего флотом. Потому что задним умом оказались горазды, вот и получили по слону на рыло.

Но я смотрю в умные, чуть насмешливые глаза командира корабля и понимаю: с «Севастополем» у нас всё получится как надо.

Так оно и вышло. Крейсер получил допуск к спецоружию точно в установленный срок, день в день и без проблем.

Тихоокеанский корабль с правильным черноморским порядком на борту.

Потом мы засунули им две «наших» ракеты (а всего четыре), и я дважды в месяц приезжал проверять, как они себя там чувствуют. И, конечно же, терпкий флотский чай в тонкостенных стаканах с традиционными военно-морскими подстаканниками в каюте у командира крейсера.

Отличный корабль, отличный командир… прекрасный и остроумный собеседник, умеющий мгновенно превращаться в жёсткого и требовательного офицера. Потом я пытался сравнить с «Адмиралом Фокиным» и «Червоной Украиной», но сравнение всегда почему-то было в пользу «Севастополя». Из-за имени корабля и из-за того факта, что им командовал Сергей Иваныч. Всякий раз, когда я всходил с пирса на палубу крейсера и отдавал честь Флагу, у меня автоматически чесалась спина, и я улыбался.

А в 1989-м его вывели из линии. Старый корабль, чего там говорить. В стране царили удивительные времена, хотя тогда мы не знали, что впереди будут ещё более удивительные. Капитальный ремонт на Камчатке, увы, не проведёшь, и «Севастополь» потихоньку готовили к списанию. Но над крейсером реял Военно-морской флаг, и он продолжал оставаться крейсером. А командир – командиром. И так получилось, что после выгрузки спецоружия мы ни разу не виделись, хотя «Севастополь» уже поставили в наш вилючинский завод, в бухте Сельдевой.

И наступило лето 90-го. Было воскресенье. Я зачем-то вышел на улицу, на наш «бродвей», и тут же увидел его. Одетого с иголочки командира корабля в безупречно отглаженной и ладно сидящей форме, в его знаменитой огромной белой фуражке, но… но как-то сгорбленного, что ли… и почему-то руки в карманах… Я даже поначалу решил, что обознался.

– Здра-жлаю, тащ командир!

Его глаза сузились:

– Привет… Хм, «командир»… Командир – чего?

– Как – чего? – весело удивился я. – Крейсера!

– Нету у меня больше крейсера, – ответил он, криво улыбнувшись, и в этой улыбке я вдруг почувствовал страшную жгучую боль. – Спалил я свой крейсер...

Я чуть не сел прямо на асфальт.

– Как?!

– А вот так. Извини, Юр, я спешу…

И медленно пошёл дальше – правда, уже вынув руки из карманов.

Потом я узнал, что чуть больше недели назад на крейсере спустили Военно-морской флаг и вывели его из состава флота. А через несколько дней случился пожар, погиб один мичман. Пожар вроде как по вине рабочих завода, а не экипажа, но…

Но.

 Командир крейсера. Командир корабля. Всегда. Даже когда флаг уже спущен. Его корабль – его ответственность, его судьба.

В 2010-м флаг крейсера на Камчатке подняли вновь – отмечали сорок первую годовщину рождения ракетного крейсера «Севастополь». Командовал подъёмом флага капитан первого ранга Писанко Сергей Иванович.

БРАТ ПО РАЗУМУ

И нет бы раскошелиться

И накормить пришельца…

(из Владимира Семёновича)

…Альфа Волопаса увеличивалась в размерах. Она притягивала. Она манила. Она переливалась лучистым бело-голубым цветом. «Кто ты, брат?» – спрашивала она, протягивая добрые умные ладони. «Кто ты, брат? Ответь пред ликом Великого Космоса!» – «Я человек планеты Земля… планеты Земля… планеты… Земля… мля… мляяяяя…»

…мляяяяя!… Я с трудом разлепил глаза. Я находился в собственной спальне и в пустыне Калахари одновременно. Я сгорал от жары снаружи и внутри. Всё пылало – и вдыхаемый воздух, и выдыхаемый; внутренности кололо нестерпимым огнём, головной мозг отсутствовал как таковой, а вместо него был сухой жаркий песок с редкими жуками-чернотелками и унылыми раскоряками саксаула. Запёкшиеся губы были склеены намертво, окружающая действительность была четырёх- и пятимерна. Всё плавало вокруг, то приближаясь, то удаляясь.

Но я попытался привстать.

Это мне удалось.

Почти с первой попытки.