Македонские легенды Византии

Прокопия Кесарийского активно поддержал другой друг св. Фотия, Захарий Халкидонский. Он добросовестно разобрал канонические предпосылки для поставления мирян в епископы, привел исторические справки об избрании архипастырями таких светочей Православия, как св. Амвросий Медиоланский, патриарх Нектарий, Евсевий Самосатский, Ефрем Антиохийский. «К чему человека, украшенного добродетелями, нужно наперед заставлять проходить низшие церковные степени для получения епископства, как скоро эти добродетели уже приобретены им?» – закончил он свою речь. Легатам ничего не оставалось, как согласиться с общей оценкой Собора86.

Из других событий, на которые было богато третье заседание, следует особенно отметить довольно неожиданное публичное прочтение легатами папских инструкций, данных им перед началом Собора – дело беспрецедентное, труднообъяснимое и совершенно невыгодное в данный момент времени самим легатам. Ведь помимо других поручений в своих инструкциях папа особо наставлял легатов относительно Собора 869—870 гг.: «Хотим, чтобы Собор, бывший при папе Адриане в Константинополе, считался отвергнутым, лишенным значения и чтобы он не причислялся к прочим святым Соборам». Едва ли можно точно указать, почему папа высказал столь суровую оценку «VIII Вселенскому Собору», как его любили называть в Риме, но, очевидно, этот факт очень важен для опровержения и этой, явно завышенной, оценки бывшего Собора, и пресловутой «папской непогрешимости». Конечно же, греки восторженно воскликнули, что, признав св. Фотия законным патриархом, они тем самым уже анафематствовали Собор 869—870 гг87. Легаты поняли, что попались в собственную же ловушку: одно дело не признавать Собор 869—870 гг. «Вселенским», другое – анафематствовать его; но было уже поздно.

Четвертое заседание знаменитого Собора состоялось лишь 24 декабря 879 г., т.е. после месячного перерыва, вызванного «рабочими» встречами с представителями партии непримиримых «игнатиан», не желавших вступать в общение со св. Фотием. Как следует из объяснений легатов, им удалось склонить тех к миру, и они покаялись в своих ошибках. Раздосадованные тем, что им так и не удалось выполнить инструкции понтифика по «болгарскому вопросу», легаты вновь попытались вернуться к нему. Куда там! Блестяще владевшие риторикой восточные епископы в очередной раз повторили, что это – дело императора.

А чтобы несколько смягчить удар, византийцы перешли на неопределенные формы славословий в адрес Константинопольского патриарха и Римского папы. «Любовь и духовное братство между Римским первосвященником и нашим патриархом, – кричали они, – так велико, что они составляют как бы одну душу. Поэтому можно считать, что они как бы сообща управляют подведомственным им народом и подчиненными их власти странами. И каждый из них в приобретении другого видит свое собственное приобретение».

Ясно, что такой идиллической картины не было даже во времена Древней Церкви, когда земные вопросы не так глубоко влияли на взаимоотношения между различными епископами. Что же говорить о IX веке, полном церковных расколов? Конечно, эта тирада – почти не скрываемая издевка, на которую легатам было нечего возразить.

Опять возникла тема посвящения мирян в епископы, и теперь византийцы выразились более «канонично»: «В каждой Церкви есть свои обычаи, наследованные от древних времен. Их находят в Церквах Римской, Константинопольской и прочих восточных патриархатах. Если Римская церковь никогда не допускала избрания епископов из мирян, то и пусть она остается при этом обыкновении. Можно только пожелать, чтобы между клириками и монахами встречалось как можно больше людей, достойных епископского сана. Но, во всяком случае, никого не следует отстранять от епископской должности под предлогом непринадлежности его к числу клириков. Разумеется, если избираемый – лицо, отличающееся способностями и достоинствами»88. Действительно, это читается как писаный канон.

Если представить «в лицах» картину этого заседания, то становится очевидным, насколько одинокими и беспомощными чувствовали себя некогда грозные легаты Римского епископа. Насколько растерянными и неповоротливыми они оказались перед дружной и сплоченной стеной сотен греческих епископов, отстаивавших честь Константинопольской кафедры. Казалось бы, при полном фиаско по основным проблемным вопросам легатам следовало проявить встречную инициативу, попытаясь выдвигать дополнительные условия, но, сломленные натиском восточных архиереев, они продолжали с завидным упорством исполнять инструкции папы, данные им до Собора, сдавая одну позицию за другой.