«Македонские легенды» Византии

Близ Никеи 20 или 25 августа 1057 г. обе армии встретились для битвы. Хотя императорское войско казалось многочисленнее, но из него постоянно дезертировали солдаты восточных отрядов, переходившие на сторону мятежников. Сражение оказалось очень ожесточенным и кровопролитным. Первоначально успех сопутствовал армии Феодора: его отряды разбили фланг мятежной армии, которым командовал Роман Склир, и тот даже оказался в плену. Серьезная опасность грозила самому Исааку Комнину, но тут все изменил Катакалон Кекавмен, сумевший сплотить ряды и нанести решительный удар по царской армии. Началось ужасное побоище, и многие преданные Стратиотику солдаты нашли на поле брани свою смерть. Отступив в свой лагерь, евнух Феодор более не думал о возобновлении сражения, начав тайные переговоры с Исааком. Признав того своим господином, Феодор фактически сложил оружие. И на третий день после победы Комнин прибыл в Никомидию[942].

Узнав о поражении, в столице срочно созвали новое заседание Совета. Неожиданно Михаил VI вызвал к себе Пселла и поручил тому возглавить посольство к Исааку с предложением мира. Стратиотик соглашался усыновить и признать Комнина кесарем с тем условием, что после своей смерти Исаак может с полным правом занять царский престол. Этот вариант буквально поверг «философа» в шок и вызвал в нем чувство горячего протеста. С одной стороны, Пселл ссылался на опасность и трудность поручения, заранее выговаривая себе милость в случае неудачи мирных переговоров. С другой стороны, искренне испугался и попытался увильнуть от исполнения царского приказа[943].

Едва ли на самом деле его пугала опасность встречи с Исааком, как он изображал вслух. В действительности, хорошо зная восставших полководцев, Пселл мог быть уверен, что его не казнят – Комнин был аристократ и благородный человек, свято чтящий неписаные правила приема посольства. На самом деле этот шаг царя, направленный на сохранение мира в Византийской империи, предусматривавший безболезненную передачу власти молодому Исааку, вступал в противоречие с тайными планами Михаила Керуллария и его партии.

А план был грандиозным: подчинить политическую власть в Византийской империи Константинопольскому архиерею, «Вселенскому патриарху» «Нового Рима». Кроме того, как человек злопамятный, патриарх не забыл, что Михаил VI пытался противоборствовать ему, а потому желал уничтожить царя в назидание другим. Личность Исаака Комнина была ему также неприятна – умонастроения блестящего аристократа и полководца, имевшего глубокое и традиционное для Византии понимание царской власти, не могли удовлетворить Керуллария. Он опасался вместо одного врага получить другого, только гораздо более сильного и решительного, на стороне которого окажутся политические традиции Римской империи, армия и молодость.

В чем же в таком случае заключался тайный замысел патриарха? Не вполне ясно, насколько правдивы позднейшие заверения Пселла, но, по его уверению, Керулларий первоначально желал возложить на себя обе короны – и патриаршую, и царскую. Зная амбициозность и решительность Керуллария, вполне можно допустить, что патриарх готовился наглядно продемонстрировать папскую идею в «чистом виде», соединив в своих руках обе ветви единой, Богом данной власти над Римской империей и Кафолической Церковью. Об этом напрямую скажет впоследствии в своей обвинительной, но так никогда публично не произнесенной речи Михаил Пселл. «Он сделался тираном по отношению к двум царям, чтобы утвердить державу и дворец за собой. Он одинаково ненавидел обоих императоров».

Трудно предположить, что речь Пселла полностью была построена на фальшивых преувеличениях, поскольку данный «панегирик» был предназначен для процесса, где председательствовать собирался сам Исаак Комнин, позднее в деталях узнавший обо всех происках и интригах Константинопольского патриарха. А открыто лгать перед многими свидетелями этих событий – значит заранее обрекать свое обвинение на осмеяние.

Оставался еще один вариант, хотя и менее привлекательный для Керуллария, но гораздо более реалистичный. Его достоинство заключалось в том, что он давал патриарху больше, чем тот мог рассчитывать в царствование Стратиотика или Комнина. В близком окружении Исаака Комнина находился Константин Дука, женатый на Евдокии, племяннице Керуллария, – человек, абсолютно преданный ему душой и телом и послушный во всем. И у патриарха не было никаких сомнений, что, сделав Дуку царем, он получит верного помощника, который никогда не станет противодействовать архиерею[944].

Справедливости ради следует сказать, что Керулларий действовал в полном соответствии со своими убеждениями, и для него фигура конкретного царя значила сама по себе немного. Как человек цельный и упорный, принявший «Константинов дар» в качестве абсолютной истины – тем более что на этот «документ» охотно ссылался в ходе только что завершившейся переписки с Константинопольским патриархом Римский папа Лев IX, он вел свой корабль твердым курсом.