Македонский Лев

Вернувшись во дворец на закате, Парменион провел два часа с Леонидом, Тимазионом, Клеандром и группой офицеров, слушая доклады об успехах в подготовке.

- Еще через два дня у нас будет подразделение воинов с потенциалом, - сказал Леонид. - Но не более пяти тысяч. Остальные будут бесполезны в любой серьезной схватке. Я бы предложил оставить их защищать центр города с Клеандром.

- Согласен, - сказал Парменион. - Но отсеянные люди не должны почувствовать себя бесполезными. Разбейте их на группы по двадцать человек, по командиру на каждую; командиры пусть докладываются Клеандру. В этой битве моральный дух должен встать выше железной дисциплины - давайте мы все это поймем. Не критикуйте человека за неумение обращаться с мечом или за медлительность. И не надо их убеждать, что истинная спартанская выучка достигается годами тренировок. Вы должны выделить лучших из них, всегда поощрять их. Если не можете улучшить их навыки, улучшайте их боевой дух. Обращайтесь с ними как с братьями. Каждый офицер, кому такие методы не понравятся, пусть возвращается в свое подразделение. Я видел сегодня несколько таких, кто орал и ругал рекрутов; это должно прекратиться.

Чернобородый Тимазион подался вперед. - Я принимаю все сказанное тобой, повелитель, но, говоря по правде, не важно, как интенсивно мы тренируем рабов - им всё равно не выстоять против Македонской фаланги. Ибо годы уходят на то, чтобы подготовить человека немедленно выполнять выкрикиваемые команды, быстро передвигаться на местности, перестраиваться на ходу. Нельзя ждать того, что рабы научатся этому за неделю или меньше.

- Тимазион прав, - сказал Ликон. - Войско сильно настолько, насколько сильна его слабейшая часть. У нас нет кавалерии, и крылья войска составят рабы и ветераны. На ветеранов можно положиться, но они слишком стары, чтобы бежать в атаку - а рабы дрогнут и сломают строй.

- Я не стану спорить с вами, друзья, - сказал им Парменион, - но позвольте сказать вот о чем: говорить о поражении или сдаче - это всё равно что призывать их на свою голову. Когда мы верим, что проиграем, мы непременно проиграем. Рекруты - тоже мужчины, и они выполнят свою роль. Поверьте мне - а если не верите, то притворитесь, что верите. Я не стану говорить о поражении или слабости. Мы все здесь воины, и все мы понимаем природу войны. Всё, что вы сказали, - правда... но об этом не надо говорить. Бывало, что битвы выигрывались или проигрывались из-за действий одного-единственного человека. Один человек запаникует - и это передается как чума. Один устоит - и другие встают рядом с ним. Мне не нужно, чтобы рабы шли на битву с поражением в сердцах. Хочу, чтобы они шли в бой как мужчины, с верой и надеждой. Хочу, чтобы они были горды, зная, что их спартанские хозяева высоко ценят их. Мне плевать, что это неправда... но это должно будет показаться правдой. А потом, когда они выполнят свою роль и победа будет нашей, это станет правдой.

- Ты искренне веришь, что мы победим? - спросил Леонид.

- Я не верю - я знаю это! Мы - спартанцы. Им нас не сломить. Нет. Это они сломаются о нас. Их кавалерия объедет нас. Они помчатся в город, потому что знают, что каждый мужчина в войске увидит их и станет бояться за жизни жены и детей, матери и сестры. И потом в атаку пойдет их пехота, превосходя нас числом, пожалуй, что три к одному. Битва будет выиграна или проиграна в течении часа.

- С чего ты так уверен, что их кавалерия проскачет мимо нас? - спросил Ликон.

- Я ознакомился с его методами при Мантинее. Филиппос - не кавалерист; он использует пехоту для всех своих главных ударов. И он хочет взять город. Он хочет его весь, и ему не терпится. Но что важнее прочего, он не хочет вынуждать нас отступить в боевом порядке и оборонять стены Спарты. Он хочет отрезать нас от тыла, а город уничтожить прямо за нами.

- А если ты ошибаешься? - вставил Тимазион. - Как мы выживем в таком случае?

Парменион усмехнулся. - Я не ошибаюсь, но если его конница не атакует город, тогда Клеандр со всеми своими силами выступит из города и соединится с нами на поле битвы. И еще одна вещь. Рабы не должны быть снабжены красными плащами; только спартанцы должны их носить.

- Но почему? - спросил Клеандр. - Ведь цель у нас наверняка такая, чтобы рекруты почувствовали себя как спартанцы?

- Я хочу, чтобы спартанские полки вышли на поле. Хочу, чтобы неприятель ясно видел их.

- Этот день будут помнить очень долго, - буркнул Тимазион. - Пять тысяч спартанцев против сорока тысяч варваров!

- Это будет день, который Македоны не забудут никогда, - пообещал Парменион.

* * *

Нестус лежал без сна на узком соломенном тюфяке, слушая храп других солдат. Сорок человек спало в длинном помещении, сорок рядовых спартанских солдат, из которых никто не разговаривал с великаном. Он был в полном одиночестве, и обида захлестнула его с головой.

Родной отец отказался принять его, и весть о его позоре разлетелась по всему городу. Друзья шарахались от него на улице, отворачивая лица и притворяясь, что не видят его.