Махабхарата

То Индра летел, окружен облаками,

Небесными девами, полубогами.

Летел он, жрецов услыхав призыванья,

Летел он, а в складках его одеянья,

Где тучи простерлись могучим размахом,

Змей Такшака прятался, мучимый страхом.

Сказал повелитель, о правде радея:

"Жрецы, если Индра скрывает злодея,

То в чистое пламя пылающей мести

Вы Индру низвергните с Такшакой вместе".

Жрецы отвечали: "О царь, погляди-ка,

Внимает нам грома и молний владыка.

Святых заклинаний и он побоится!

Смотри, удалилась его колесница,

Он выпустил змея, тобой устрашенный.

Ты слышишь ли Такшаки вздохи и стоны?

Лишился он силы от наших заклятий,

Он в пламя летит, что гудит о расплате.

Ты видишь ли змея предсмертные корчи?

Он крутится в воздухе, будто от порчи,

По тучам он катится, как по ступеням,

Шипит он могучим и страшным шипеньем,

Сейчас он погибнет, сгорит в униженье,-

Как должно, проходит злодеев сожженье,

Теперь, повелитель, сдержи свое слово

И брахмана ты одари молодого".

Сказал Джанамеджая: "Гость безобидный,

По-детски невинен твой лик миловидный!

Чего ты желаешь? Мне будет нетрудно

Отдать даже то, что отдать безрассудно.

Что выбрал ты сердцем, мудрец несравненный?

Скажи мне, я дам тебе дар вожделенный".

Над жертвенным пламенем Такшаки тело,

Как пламя, уже извивалось, блестело,

Уже нечестивец, покинут сознаньем,

Готов был упасть, побежден заклинаньем,

Но Астика вскрикнул с мальчишеским жаром:

"О царь, лишь одним одари меня даром,

Сожженья обряд прекрати поскорее,

И пусть в это пламя не падают змеи!"

Сказал повелитель, весьма огорченный:

"Огонь да не гаснет, для блага зажженный!

О праведник, просьба твоя тяжела мне.

Возьми серебро, драгоценные камни,

Тебе, может, золота множество надо,

Священных коров я отдам тебе стадо,

Но только для змей ты не требуй прощенья,

Не требуй святого огня прекращенья!"

Слова мальчугана в ответ зазвенели:

"О царь, золотых не хочу я изделий,

Камней, серебра и коров мне не надо,

Хочу одного: прекращенья обряда.

Ты видишь: заклятьям всесильным подвластны,

Уже устремляются в пламень ужасный

Не только убийцы, лжецы, лиходеи,

Но также и добрые, честные змеи".

Взглянули жрецы и властитель державы,

Увидели: змеи — двуглавы, треглавы,

Одни — о семи головах, а другие –

Безглавые, пестрые кольца тугие,

Одни — словно гордые горные цепи,

А те — словно долгие, душные степи,

Свиваясь хвостами, сплетаясь телами,

Шипя, низвергались в безгрешное пламя.

Различны они становились в несчастье,

Пылающий яд источали их пасти,

Пылал он, вливаясь в огонь справедливый,

Где меркли горящего яда извивы.

За этими гнусными змеями следом,

За сыном отец и внучонок за дедом –

Невинные змеи стекались в печали,

Лишенные жала, гореть начинали!

А в воздухе ясном над жаркой равниной,

Над этой великою смертью змеиной,

Змей Такшака, мучимый страхом сожженья,

Не падая в пламя, повис без движенья.

Хотя беспрерывно лилось возлиянье,

Хотя бушевало святое пыланье,

Хотя он и был у заклятья во власти,

Хотя и стремился он к огненной пасти,-

Застыл он без воли, застыл он в безумье,

И вот властелин погрузился в раздумье.

Спросил он, могучий в деяниях битвы:

"Ужель недостаточны ваши молитвы,

"Ужель недостаточны ваши стремленья,

Чтоб Такшаку ввергнуть в огонь истребленья?"

Сказали жрецы. "Это Астики сила

Падение Такшаки остановила,

"Стой, стой!" — он сказал, повторив троекратно:

Заклятье жреца стало Такшаке внятно.

Боязнь охватила безумного змея,

Он в воздухе ясном застыл, каменея,

Как путник, которому всюду преграда,

Когда он стоит средь коровьего стада.

Сказал Джанамеджая, царства блюститель:

"Друзья мои, местью насытился мститель.

Да будет исполнено Астпки слово,

Оно — милосердного дела основа.

Отныне мы змеям даруем прощенье,

Великое мы прекращаем сожженье.

Но в память о пламени, нами зажженном,

Но в память об Астике дваждырожденном,

Который нам путь указал к милосердью,-

Пусть в воздухе ясном, под синею твердью,

Змей Такшака злобный до сумрака стыпет,

Пока его ветер полночный не сдвинет!"

Когда раздалось повеленье владыки,

Восторга и счастья послышались клики,

Послышались громкие рукоплесканья

Всего озаренного благом собранья.

Жрецы, насладившись деянием правым,

Огонь прекратили согласно уставам.

Сказали: "Ты, Астика, твердый в решенье,

Свершил величайшее в мире свершенье,

Свершенье любви, милосердия, блага,

И в этом и сила твоя и отвага,

Ты — Астика, ты — Существующий Вечно,

Затем, что свершенье твое — человечно!"

Все были довольны: жрецы, и правитель,

И Астика праведный, змей избавитель.

Пришел он домой, завершив свое дело.

Змеиное племя теперь поредело.

Объятые страхом легли, цепенея,

Вкруг Васуки — скорбного, дряхлого змея.

Пришел избавитель, настало волненье,

И радость разрушила оцепененье.

Подвижника Васуки мудрый восславил:

"О ты, кто от гибели близких избавил,

О ты, кто пришел, чтобы кончилась кара,-

Скажи нам, какого желаешь ты дара?"

Подвижник ответил такими словами:

"Хочу я, чтоб страха не знали пред вами.

Хочу, чтобы в память о радостном чуде

Познали веселье великое люди.

Да будет в сердцах человечьих отрада

И пусть не боятся змеиного яда!"

Ответили Астике змеи согласно:

"О праведник, то, что сказал ты, прекрасно.

Пусть люди запомнят одно изреченье

И скажут потомкам своим в поученье.