Маханакхон

Грохнул компактный взрыв, выбросивший во двор волну пыли и хлама. Что-то попало в глаза – вот же дилетантская ошибка, не успел зажмуриться на время взрыва! Проклятая задумчивость, замечтался над чужой судьбой, как в молодости… Игорь заморгал, протер лицо.

Все-таки успел увидеть, как Огневский вылетает из окна, красиво переворачивается в полете, приземляется в кувырок.

Надо же, какие навыки… Что ж, достойный противник, давно Игорь не имел дела с такими.

Поднял пистолет. Выстрел, выстрел – проклятые глаза слезились от пыли, и Игорь смазал, хотя расстояние было всего метров пятнадцать.

Огневский метнулся с линии обстрела, скрылся за еще одним мусорным баком, попытался оттуда отстреливаться. Палил часто, патронов ему, что ли, не жалко?

Игорь яростно потер глаза – кажется, уже приходят в норму. Но тут стенка бака, к которой он прижимался, вдруг рванулась на него, больно ударила в висок и плечо. В глазах потемнело, пошли цветные круги. Думать о том, что случилось, некогда – в темноте гулко отдавались шаги противника, он совсем рядом.

Игорь собрал все силы, прогнал из глаз темноту, вскочил. Пистолета в руках уже не было, выронил, да на таком расстоянии он и не нужен – Игорь выхватил нож, с которым управлялся не хуже.

Несколько взмахов – и правая рука противника уже в крови, его ствол летит на асфальт. Огневский пытается уйти от черного лезвия, но вот уже уперся спиной в кирпичную стену.

Игорь последний раз посмотрел в глаза противника – серые, прищуренные, в сетке ранних морщин. Глаза ему не понравились – не потому, что смотрели с ненавистью, к такому он давно привык. Нет, все дело в шальных огоньках, они и вправду такие же, как у Дженни, только куда ярче. Может, и не безумие, но некая странная диковатость, которой нет даже у филиппинки. От такого человека точно жди чего угодно. Если Игорь живет над людскими чувствами, то такие, как этот Огневский, наоборот, крутятся в самой их ревущей бездне и даже находят там какую-то свою силу…

Игорь ударил ножом в корпус, но объект качнулся, и в кишечник лезвие не попало, вошло в жир и соединительную ткань с правого бока. Игорь вырвал нож, темно-красный от крови. Теперь надо бить в живот быстро, без замаха…

– Да кто ты, сука, такой?! – закричал объект по-русски, скривившись от боли.

Часть 3. Песчинки

Учитель боли

Противник ничего не ответил, и это почему-то разозлило Андрея больше всего.

Горячая боль из пронзенного бока уже разлилась по всей правой части туловища, поднялась в руку и встретилась с болью рассеченного ножом запястья. Они смешались, как соляная и азотная кислоты в царской водке.

Отношения с болью у Огневского были особенные. Тело и разум реагировали на нее не так, как у большинства людей. Боль вызывала не страх и даже не гнев, а какую-то грусть и досаду. Видимо, в глубине души у Андрея жил маленький Толстой, искренне веривший в безусловную любовь всех ко всем. Но мир посылал ему в ответ пули и лезвия. Это было обидно.

А еще боль всегда была для Андрея главным топливом, главной причиной взять себя в руки и что-то сделать. Вот и сейчас, хотя в углах глаз выступили слезы, а из горла вырвался рычащий хрип, сознание на миг обострилось, исчезли дрожь и головокружение, оставшиеся после взрыва. Мир снова стал четким и ярким.

Огневский рванулся в сторону, уходя от добивающего удара ножом. Клинок «Питерса» со скрежетом врезался в кирпичную стену.

Андрей понимал, что наступившая ясность – всего на несколько секунд. Что-то нужно срочно делать, и в обострившемся сознании мелькнуло быстрое, странное воспоминание. Тонкие, но удивительно сильные пальцы Маши, сжимающие сгиб его правого локтя, там, где сейчас смешались и бурлят две боли.

«Сделай ему вот так».

Полшага вперед, к противнику, и один в сторону, чтобы сразу не нарваться на нож. Правая рука вся горит, но левая еще в порядке. И вот под кистью уже тонкая ткань рукава «Питерса», мокрая от пота. Андрей сжал со всей силы, для верности ухватил под локоть второй рукой, несмотря на боль. Навалился всем весом.

«Нащупаешь там шарик – и жми, пока не лопнет», – вспомнил он слова Маши. Никакого шарика Андрей не почувствовал. Он просто давил и давил со всей силы.

Боевик явно не ожидал такого странного хода, широкий лоб рассекла морщина, но свободная рука уже подняла нож. Положение не самое удобное, зато теперь наемник может бить прямо в шею…

Вдруг рука противника, сжатая кистью Андрея, задрожала, потом Игорь задергался, как в лихорадке. Он странно выгнулся, закинув голову назад, и страшно, сдавленно закричал.

Огневский подумал, что в первый раз слышит его голос.

«Питерса»-Игоря крутило секунд десять, а потом он обмяк и повалился на грязный асфальт, словно мертвый. Ошарашенный Андрей наклонился к нему, нащупал пульс – живой, просто без сознания.

«Я забочусь о тебе», – вспомнил он слова бывшей невесты. Что это еще такое? Почему? Ай да Маша… Нет сил ломать над загадкой и без того мутную голову.