– Нок, – ответил Шестов. – Ну такое у нее прозвище, «птичка» по-здешнему. Я ее так и называл, по-русски: «ночка», «птичка» – ей нравилось…
«Это он про Рачавади», – понял Андрей. В этом весь Таиланд: даже у дочери премьер-министра есть смешное прозвище.
Действительно, они обыскали все комнаты, но Рачавади не нашли. Андрей пришел к выводу, что их с Шестовым держали в разных точках, и предстоит еще большая работа по поиску второй пленницы. А ведь осталось меньше десяти часов…
– Я потому все это и устроил… – сказал Сергей. – Нас в тех двух комнатах на предпоследнем этаже держали, стенка к стенке. Видимо, так охранять проще – только один дежурный нужен, сразу за двумя дверьми смотрит. На яхте даже не помню, что случилось: вкололи дрянь какую-то, я тут же вырубился, в себя уже в номере пришел. А через полдня слышу, кто-то за стеной бормочет по-тайски, и голос тот самый, ее голос! «Ночка, – кричу, – это ты?» Оказалось, она сидела молилась Будде, ну или кому там. Всю жизнь бунтовала, над тайской верой смеялась, а тут гляди ж ты… Вертухай за дверью ругался, когда переговаривались, – так мы перестукиваться стали, там, у дальней стены, ему не слышно. Номера ничего, пять звезд, хоть и запущенные, а еще лампочки везде выкручены – наверно, чтоб мы сигналы в море по ночам не стали подавать… Еду приносили два раза в день, деревенскую, но жить можно. Дверь откроется, войдут два быка с битами, третий поставит поднос. Я их матом, по-тайски, по-английски… Они видно, что бесятся, но терпят, портить меня, значит, не дозволено без крайней надобности. Так четыре дня отсидели. Поначалу я сильно переживал – кто они такие, что с нами делать будут? Особенно за Ночку боялся, ну ты понял… Да вроде ничего: у нее тихо, меня тоже не трогают. Раз в пару часов состучимся – значит, нормально все. Ей тоже как пайку принесут, она на них… Типа «Да вы знаете, кто я? Батя мой вам головы оторвет!» и все такое.
Он тяжело вздохнул.
– А сегодня, на пятый день, после завтрака, слышу: кричит она, шум, падает что-то. Хватают ее, падлы. Ну я психанул – ору, стенку колочу, а толку? Потом дверь хлопает, и тишина… Стучу, охранника зову, спрашиваю: «Что вы, козлы, делаете?». Молчит. Ну я побесился еще пару часов, все поломал что смог, что было из стекла – все разбил. Ну кроме окна… Оно там одно было, зато большое, во всю стену. Ногами бил, стулом бил – один хрен. На пол упал, лежу, зубами скреплю. Потом остыл, думать стал. Кто-то из поэтов восточных сказал же: «Закали в огне гнева кинжал коварства». Ладно, думаю: «Чего б придумать поковарнее?» Шарю глазами по комнате – холодильник. У них там все в ретро-стиле, тайцы сейчас любят, и холодильник тоже, трушный такой – большой, с закругленными углами и даже вроде из железа. Тут идейка и пришла. Дверь чем было загородил и стал с разбегу стекло холодильником таранить. Сначала не поддавалось, ну так я упорный. Не помню, с какого раза, но пробил, стекло вдребезги, так красиво… Холодильник в море плюх, ну и я за ним. Я раньше много каньонингом под Сочи занимался, с водопадов учился в воду сигать. Рекорд у меня двенадцать метров. А тут где-то пятнадцать, да еще вода морская, плотная, об нее сильнее удар получается. Ногами я правильно вошел – колени чуть согнуты, ступни вместе, а вот локти слегка растопырил – как долбануло, до сих пор руки болят.
Огневский слушал и поражался. Что за биографию делает себе этот брюнет?..