Махмуд Эсамбаев

После этого были десять дней, которые потрясли Минкульт, и многие люди за эти дни вылетели из высоких кресел. После чего стало ясно, что либо Махмуд, либо министерство. Вместе им не бывать.

Махмуд уехал в Москву и оттуда послал генералу Дудаеву письмо с просьбой об отставке.

— Почему из Москвы?

— Я человек мягкий, — признавался он. — Джохар точно уговорил бы меня остаться…

«Семидесятилетие Махмуда отмечалось очень торжественно в Грозном и Москве, — пишет в своей книге о великих чеченцах Муса Гешаев. — Это был 1994 год. Провести в Грозном празднество в честь Эсамбаева предложил первый чеченский президент Джохар Дудаев. Обстановка была сложная. Отношения между Москвой и Грозным обострялись с каждым днем. Уже чувствовалось дыхание войны. Мы с Махмудом вылетели из Москвы в Чечню. В аэропорту имени Шейха Мансура нас встречали со всеми почестями. Джохар Дудаев принял Махмуда тепло и радушно. Говорил он мало, больше слушал, иногда задавал вопросы. Махмуда он уважал и его юбилей считал значительным событием в жизни республики».

Вот как рассказывал об этой встрече сам Махмуд Эсамбаев: «Президентов не должно быть много. Лучше всего, если он только один, а то скоро создадут Союз пастухов и там тоже изберут президента.

Из-за этих президентских кресел все и передрались.

Вот и Джохар стал жертвой этого безумия. Всем ведь хорош. Генерал, герой, чеченец породистый и вроде бы как в местные распри не запутанный. Думали, мол, этот будет стоять над схваткой и принимать справедливые решения. Но это было уже невозможно. В распри его как раз и втянули. Делом ему стало некогда заниматься, как и всем другим президентам Только и оставалось доказывать, что он президент настоящий, в отличие от остальных, которые только за кресло бьются.

Так и получается — президенты дерутся, а у холопов чубы трещат!

А ведь какой приятный был человек. При встрече он меня обнял: «Махмуд, как хорошо, что ты приехал, я так рад тебя видеть».

Он мало говорил. Больше спрашивал и слушал.

На вопросы отвечал честно. На любые.

Прощаясь, снова обнял меня и сказал: «Я по-прежнему твой верный поклонник, дорогой Махмуд. Ты нам очень нужен. Через тебя и таких, как ты, мы достойно входим в мировое сообщество. По тебе, Махмуд, судят о нашей нации, о нашем народе… По тебе, а не по этому (показал на телевизор) ящику Пандоры». Замечательный человек, но и ему не удалось вырваться из этих раздоров…»

Вскоре после развала Союза Махмуд вместе с Джохаром Дудаевым ездил в Киргизию.

Киргизия для Махмуда исключительная страна — вторая, печальная родина. Печальная потому, что это место изгнания, там умерла мама, едва не умер и отец. Но, кроме того, это страна — начало его артистической карьеры.

Махмуду пришлось много выступать. Когда вернулись в Грозный, Джохар сказал: «Спасибо, дорогой Махмуд, ты нам очень помог. Ты был душой переговоров. Побольше бы таких дипломатов, посланцев Красоты и Мудрости с большой буквы».

«Я первый раз в жизни, — заметил Махмуд, — не нашелся что ответить…»

…В темные времена чеченской войны Махмуд как-то в интервью центральной газете заявил, что он «всегда был и остается россиянином» и что «Чечня должна жить вместе с Россией».

Какой тут поднялся крик! Махмуда объявили предателем. То же самое произошло с теми, кто попытался защитить Махмуда и объяснить: это не значит, что он оправдывает войну, развязанную демагогами и ворами. Дикое, ожесточенное время, никто никого не хотел слушать…

* * *

«Желающих попасть в Национальный театр Чечни на семидесятилетие Махмуда Эсамбаева было в десятки раз больше, чем мог вместить зал, — вспоминает Муса Гешаев. — В помещение, рассчитанное на восемьсот пятьдесят человек, набилось не меньше двух тысяч. Было много гостей: делегации из соседних республик, друзья Махмуда и, конечно, его поклонники. Выступал Джохар Дудаев. Он подчеркнул заслуги артиста перед чеченским народом. Сказал, что с детства был очарован искусством знаменитого танцора и не перестает удивляться его таланту. Президент подарил Махмуду белого коня, автомобиль и участок земли в центре Грозного. Было много выступлений, подарков, цветов.

Я подарил Махмуду мою любимую картину — большое полотно с изображением всадника на вздыбленном коне работы художника Акопа Гаспаряна, с которым Махмуд познакомился на гастролях в Будапеште. Акоп пригласил нас с Махмудом к себе в мастерскую и показал работы, которые он сделал по заказу арабских шейхов. Мы были потрясены увиденным. Перед нами стоял на редкость талантливый мастер, выпускник Ленинградской академии художеств.

Махмуд любил лошадей, и они любили его. Лошади никогда не делали ему зла. Даже та, самая первая, на которую так неожиданно посадил его отец и хлестнул коня плеткой… даже тот взбесившийся и еще не полностью прирученный конь не убил его и не заставил бояться бешеной скачки.

Особенно он любил белых лошадей.

Трогательно рассказывал сон, который несколько раз в жизни посещал его.