Махмуд Эсамбаев

Однако девчонка не из трусливых — она одним махом срывает скатерть. Во все стороны летят записи режиссера, листки сценария. Вскакивает на стол, сбрасывает неуклюжие туфли и начинает выдавать такое, что у много чего повидавшего мастера во второй раз отпадает челюсть…

Придя в себя, он начинает бурно аплодировать.

— Великолепно! Неподражаемо! Беру, беру! — кричит он.

Ползает по полу, находит бланк контракта и сует его девушке.

— Подписывай! Вот здесь! Немедленно!!!

Девушка смотрит в контракт, находит там главную цифру и с презрением швыряет бумагу режиссеру:

— За такие деньги я и пальцем не пошевелю!

— Тебе мало?! — таращит глаза режиссер: — Да это ведь максимальная ставка, только для самых больших звезд!!!

Девушка находит свои туфли, влезает в них и, безобразно косолапя, направляется к дверям.

— Куда ты?! Постой! — отчаянно кричит режиссер. — Сколько ты хочешь?

— Миллион! И ни центом меньше… полмиллиона для меня и столько же за тех бедных девушек, которых вы обидели.

— Но это невозможно!

— Тогда до свидания.

— Нет, нет! Останься, я согласен!

Вот только одна из многочисленных маленьких пьес, которые бесподобная Жозефина разыгрывала на сцене.

Махмуд смотрел за всем этим с особенным вниманием. Такой подход казался ему чрезвычайно интересным и, главное, подходящим для него самого. Ведь и в его в концертной программе было уже нечто близкое. Например, танец-пьеса «Легенда», в которой рассказывалось о судьбе юноши, жизнь которого поломана древней традицией кровной мести. То, что он видел сейчас в блестящем исполнении Жозефины Бейкер, ясно говорило о том, что он на правильном пути.

Успех Эсамбаева в Париже был огромным. Сам великий Пикассо пришел за кулисы, чтобы собственными глазами увидеть это «советское чудо». Он пригласил Махмуда в удобное время заглянуть к нему в мастерскую, чтобы он, Пикассо, мог сделать с него наброски, а возможно, и картину.

Французский гид бросился неистово поздравлять Махмуда с великой удачей.

— А что здесь такого особенного? — осторожно спросил Махмуд.

Дело в том, что этот мешковатый, странно ведущий себя господин с грубым, точно топором вырубленным лицом и пронзительными, опасными какими-то, как показалось Махмуду, глазами не слишком ему понравился.

— Но ведь это Пикассо! Гений живописи!!! — захлебнулся гид. — Короли и миллиардеры мечтают быть приглашенными в его студию!

— Ну, раз гений… раз короли… тогда конечно…

На следующий день с разрешения руководителя делегации («Пикассо — наш человек, — уверенно сказал он, — член компартии») Махмуд отправился в гости к гению живописи.

Это было очень странное посещение.

Пикассо встретил их с гидом-переводчиком в огромной комнате, вдоль стен которой штабелями стояли натянутые на деревянные рамы холсты. Они были повернуты лицом к стене, и потому трудно было сказать, что на них нарисовано. Другие картины висели на стенах, и картины эти… они действительно поразили Махмуда.

Это были по большей части как бы портреты людей, именно как бы, потому что не только были построены из различных геометрических фигур — треугольников и квадратов, кругов и дуг, но и при этом как-то хитро вывернуты и перекошены. Один из портретов был сделан как бы в профиль, рот и оба глаза оказались на одной стороне лица, как у рыбы камбалы, много было также обнаженных женских фигур, изломанных, разделенных на части, изображенных, словно бы на спор, как можно безобразнее. Висели также картины, на которых изображались бутылки, бокалы, музыкальные инструменты (возможно), а также непонятные фрукты или овощи, состоящие, как и портреты, из угловатых геометрических фигур.

— О, как это прекрасно! — громко шептал французский гид. — Божественно и неповторимо!

Всё это выглядело настолько странно, что Махмуд исподтишка кидал быстрые взгляды на художника, стараясь высмотреть, не появится ли на его лице дьявольская усмешка. Но художник был серьезен и принимал все похвалы как должное.

Махмуд следом за хозяином и млеющим от восторга гидом два раза обошел мастерскую.

«Мальчик из знаменитой сказки Андерсена наверняка завопил бы сейчас, что король-то голый, а портной, то есть художник, просто издевается над нами», — думал Махмуд.

— Маэстро хочет сделать с вас наброски для будущей картины, — сообщил Махмуду гид-переводчик. — Он просит вас встать вон туда, на подиум, и принять позу, характерную для кавказского танца.

Махмуд встал на подиум и принял самую характерную позу лезгинки.

После этого он принимал множество других поз, совершал прыжки, развороты и вращения. Ему самому было интересно, как всё это будет выглядеть на тех бумажных листках, которые художник заполнял очень быстро один за другим.

Работа эта заняла больше часа, после чего художник улыбнулся. Улыбка у него оказалась на удивление приятной, располагающей и очень неожиданной на таком суровом и жестком лице.

— Маэстро благодарит вас за терпение и поражается безграничным возможностям вашего тела, — торжественно сообщил гид.

Пикассо взял несколько листков с набросками и протянул их Махмуду.

Махмуд стал разглядывать с интересом.