Махно и его крах

В 1926 г. в Париже встретились бывшие враги Махно — А. И. Деникин, П. Н. Врангель, С. В. Петлюра, X. Г. Раковский (дипломат X. Г. Раковский представлял во Франции Страну Советов). Если бывшие предводители белой гвардии еще пользовались популярностью среди широких кругов русской эмиграции, то Н. Махно был почти забыт и влачил жалкое существование. Внешне он был типичным эмигрантом: серый выцветший костюм-тройка из универсального магазина, вишнево-красный галстук, пальто-дождевик, помятая фетровая шляпа. Глубокий шрам пересекал его лицо. Махно слегка хромал, временами тревожно озирался вокруг. Не было в Париже практически никого из его когда-то грозной армии, а деникинцы и петлюровцы дружбу с «бандитом», разумеется, не водили. Только лишь анархисты не отвернулись от него. Они оказывали батьке материальную помощь, предоставляли страницы своих изданий для его статей и воспоминаний. Особенно много печатался Махно в журнале «Дело труда». Ряд статей он посвятил 10-летию Великого Октября на Украине, празднованию 1 Мая, национальному и крестьянскому вопросу, очень много писал о формах и методах вооруженной защиты революции, доказывал свою непричастность к еврейским погромам на Украине. Особенно много об этом он начал говорить после убийства С. Петлюры. 25 мая 1926 г. на перекрестке двух парижских улиц «головной атаман» был убит Шбарцбардом — выходцем с Украины, принявшим французское подданство. Убийца заявил, что он не принадлежит к какой-либо политической партии и действовал в одиночку, а убил Петлюру потому, что считал своим долгом отомстить атаману за совершенные им бесчисленные еврейские погромы па Украине во время гражданской войны. Однако следствие пыталось доказать, что Шварцбардом руководила некая «большевистская террористическая группа» или какая-то другая политическая организация. Называлось и имя Н. Махио. Неудивительно, что в апреле 1927 г. Махно обратился «К евреям всех стран», в котором призвал еврейскую общественность тщательно проверить «грязеный материал»⁴¹⁷. 23 июня того же года он выступил в парижском клубе «Фобур» на диспуте: «Был ли «генерал» Махно другом евреев или он участвовал в убийстве их», где, доказывал, что одной из причин расстрела махновцами Григорьева была организация последних массовых еврейских погромов.

Деятельность Махно за рубежом находилась под пристальным вниманием Ф. Э. Дзержинского и В. Р. Менжинского, однако, как свидетельствуют ветераны ВЧК, они не усматривали в нем сильного потенциального врага Советского Союза¹².

С каждым годом здоровье Махно ухудшалось. В июне 1934 г. врачам ничего не оставалось, как предложить ему сделать сложную операцию. О последних днях Махно оставила воспоминания

Г. Кузьменко: «Однажды в конце июня, — писала она 18 марта 1974 г. своим родственникам в Гуляйполе, — я зашла к нему в госпиталь. Он был уставший, измученный, ослабевший. На мой запрос: «Ну как?» — он ничего не ответил, только из глаз покатились слезы. Я тоже заплакала, нам больше не о чем было говорить, я поняла, что ему очень тяжело, что жизненные силы покидают его, что он уже больше не жилец на этом, свете. ...Через пару дней мы его хоронили на кладбище Пер-ла-Шез. Тело его было сожжено в крематории, и урна с прахом была замурована в стене».

Интересна дальнейшая судьба семьи Махно. В годы второй мировой войны, после оккупации в 1940 г. столицы Франции, гитлеровцы вывезли Г. А. Кузьменко с дочерью на работы в Германию. После разгрома фашистов, в июле 1945 г., за участие в махновском движении она была осуждена на 10 лет. Пробыв 8 лет и 9 месяцев в заключении, Г. А. Кузьменко была освобождена в 1954 г. по амнистии, объявленной после смерти Сталина. Вместе с дочерью жила в г. Джамбуле Казахской ССР, работала на хлопчатобумажном комбинате до выхода на пенсию. Несколько раз приезжала в Гуляйполе.