Махтумкули

— Входи, сынок… садись рядом со мной.

Обойдя всех старейшин и почтительно поздоровавшись за руку с каждым, Махтумкули сел рядом с отцом.

Украшенная коврами, ковриками, ковровыми чувалами и торбами просторная кибитка была битком набита людьми. Здесь собрались и старейшины, и родовитые люди гокленов. Сам Карли-сердар сидел по правую сторону двери. Это был полный, большеголовый человек среднего роста с не по-взрослому розовым лицом. Пышная, тронутая сединой борода лежала на его широкой груди.

Довлетмамед, рядом с которым расположился Махтумкули, сидел напротив сердара. По сравнению с хозяином кибитки, старый поэт был худ, старше возрастом, в поредевшей бородке его, едва прикрывающей острые скулы и подбородок, не было ни одного черного волоска. Он говорил, словно продолжая прерванную беседу:

— Да, люди… Сказано: «Друзей — двое, врагов — восемь». У нас много врагов. С одной стороны — кизылбаши, с другой — Хива, с третьей — Бухара. Многие глядят в нашу сторону с вожделением, многие простирают руку власти своей, дабы попользоваться даровой добычей, либо стать властителем судьбы нашей. Под кем из них, принимая гнет со смирением, можно спокойно жить?

Човдур-хан — подтянутый, с коротко подстриженной черной бородкой и острым взглядом внимательных глаз — бросил:

— Куда уж там враги, когда мы между собой постоянно враждуем!

— Да, — кивнул печально Довлетмамед, — да, враждуем, к сожалению. Глаз с глазом враждует, рука — с рукой. В таком положении, конечно, не сообразишь, за чью полу хвататься. Мы обращаем взгляд надежды на Ахмеда Дуррани, но кому ведомо, станет ли нашей опорой Ахмед Дуррани.

— Станет! — Тон Карли-сердара был непререкаем. — Станет! Ему тоже не на кого опираться надо, потому что правитель без подданных — не правитель. А мы разве иного просим? Мы хотим, чтобы он признал нас своими подданными и не позволял каждому топтать нас. Больше мы не хотим ничего.

— Сердар-ага, а что делать станет, если он будет и защищать нас и грабить одновременно? — вмешался в разговор Махтумкули.

Адна-хан, сидевший рядом с отцом, высокомерно оттопырил губы.

— Можно бы и помолчать, когда аксакалы говорят!

Махтумкули вспыхнул, собрался ответить, но его опередил Човдур-хан:

— Ты… ханский сын! Притихни и не суйся в каждую щелку!

Адна-хан опешил, зевая. Човдур-хан повернулся к Махтумкули:

— Говори, поэт. Высказывай, что у тебя накипело.

Махтумкули стегнул взглядом Адна-хана и обратился к его отцу:

— Вам лучше, чем кому бы то ни было, ведомы уроки прошлого, сердар-ага. Шахи и султаны вереницей прошли через нашу жизнь. Скажите, хоть кто-нибудь из них поддержал нас, стал Адыл-шахом[7] для народа? Все они проходили, предав огню наши жилища. Ахмед-шах того же поля ягода.

— Истина глаголет твоими устами, поэт, — сердар старался говорить сдержанно, не выказывая раздражения, — Ахмед Дуррани происходит из древнего рода вождей и владык. Он благосклонен к народу, и народ добровольно признает его владычество. Именно поэтому и мы собираемся стать под его руку. Как говорится, тяжелую ношу может выдержать лишь крепкий хребет. А наша «ноша» — тяжела, и только по-настоящему сильный владыка может взять нас под свою опеку.

— Говорят еще, сердар-ага, что милосердие сильного — в клетке его. Сегодня шах приветит нас, завтра усядется нам на шею и, подобно Надир-шаху[8], станет долбить нас в темя, выклевывать мозги наши. Тогда где выход?

— Не забывай, сынок, что Назир-шах свергнут и убит, — поспешил разрядить обстановку Довлетмамед, видя, что у Карли-сердара наминает нервно подергиваться щека. — Стенания народные низвергли тирана. Ахмед Дуррани служил у него и наверняка сделал соответствующие выводы.

— Нет, отец, — стоял на своем Махтумкули, — любой властелин жаждет славы и не открывает никаких дверей, кроме двери смерти.

— Здесь нет мечтающих о могиле, поэт! — Карли-сердар все еще старался сдерживаться. — Мы мечтаем о спокойствии, ищем путей благополучия. Нам нужен покровитель, который уберег бы людей от бедствий.

— Только не ищите его в Ахмед-шахе Дуррани, сердар-ага.

— Где же прикажешь искать? — не сдержал наконец раздражения Карли-сердар. — Может быть, ты подскажешь нам более верный путь?

— Этот путь надлежит искать согласованно, сердар-ага. Сообща искать. Надо послать людей к иомудам. С текинцами посоветоваться надо. Может, выход в том, чтобы объединить все туркменские племена и…

В дверь просунул голову козлобородый старик:

— Сердар-ага, атрекцы прибыли.

Новость была своевременной, ибо сердара уже тяготил разговор, и он устал сдерживаться.

— Давайте встретим гостей.

Все присутствующие зашевелились, поднялись, потянулись за сердаром наружу. Выходя, Довлетмамед тронул сына за рукав:

— Зря не горячись, обдумывай слова до того, как произнести их. А лучше вообще не спорить. Карли-сердар не откажется от своей затеи, будет отстаивать ее, пока лоб о камень не расшибет. Ты, к сожалению, не камень, сынок. Иди лучше отдохни.